В такой жаркий день цветы завянут без воды, а Ребекка тем временем станет собирать все мельчайшие крохи сведений, какие только сможет, ни на что не отвлекаясь. А если при этом она будет наслаждаться обществом Эрика, тут уж ничего не поделать. Ребекка убьет его, если должна будет это сделать, однако ее чувства не касаются никого, кроме нее самой.
Она вспомнила о том, чтобы перевернуть «дневное» кольцо, как раз перед тем, как Эрик помог ей сесть верхом. Место, предназначенное им для пикника, было где-то в часе езды по испятнанным солнцем полянкам и поросшим травой утесам с видом на реку. Когда Эрик заставил свою лошадь остановиться, Ребекка обнаружила, что чувствует себя на удивление спокойной и свеженькой. Неважно, что на самом деле значилось в ее повестке дня (или в его, раз уж на то пошло), – день на природе в компании Эрика Моке был именно тем, что ей требовалось.
Эрик одним взмахом расстелил покрывало и поставил в центр корзинку. Ребекка, которая уже удовлетворила свой аппетит во время проведенной в городе ночи, вежливо принялась за завтрак, откусывая малюсенькие треугольнички сыра и катая по нёбу виноградины. В корзине оказалось также вино и крошечная бутылочка абсента. Эрик принялся поглощать все это в таких изрядных количествах, что Ребекка начала задаваться вопросом: неужели он действительно намеревался загнать ее в ловушку посредством ядовитого букета? В конце концов, он вряд ли вел бы себя столь беспечно, всерьез полагая, что находится один на один с чудовищем.
– В последние дни я не мог выполнять свои обязанности, и это страшно меня тяготило, – признался он, отхлебнув вина из фляжки. – Я с трудом переносил такое положение вещей, когда мне было неизвестно, что происходит в моем собственном лагере.
– Мне знакомо это чувство, – сказала Ребекка, запрокинув голову, чтобы ее лицо охладил ветерок. – Однажды я очень долго болела и просто сходила с ума, просыпаясь и осознавая, что жизнь течет без меня дальше.
– Не могу такого вообразить, – устремив на нее взгляд, отозвался Эрик. – Думаю, мир должен перестать вертеться, если вы не присутствуете в нем в полной мере.
Обычно Ребекка была не склонна краснеть, но сейчас ничего не смогла с собой поделать. Чтобы скрыть смущение, она вскочила на ноги.
– Вы не пройдетесь со мной немного? – спросила она. – Похоже, на солнце вино ударило мне в голову. – Ребекка едва притронулась к своему стакану, но капитан галантно поднялся и одернул мундир.
– Почту за удовольствие с вами прогуляться, – церемонно ответил он, предлагая ей руку. Ей пришлось отвести глаза от его рта. Губы Эрика каким-то образом казались одновременно нежными и твердыми, и Ребекка легко могла представить, как они касаются ее шеи, или впадинки над тазовой костью, или… в общем, любой части тела.
Они шли по краю обрывистого берега, и Ребекка не сводила глаз со сверкающих прядей реки внизу. Ее мнение поминутно менялось: то ей казалось, что Эрик охотится на нее, то – что он за ней ухаживает, и она никак не могла решить, какое из этих предположений верно, хотя и прожила на свете несколько веков. Просто смехотворно не видеть разницы между мужчиной, который хочет завалить даму в постель, и мужчиной, который намерен убить ее, однако все факты свидетельствовали об одном, а инстинкты твердили совершенно другое.
– Вам известно, что за люди на нас напали? – спросила она, чтобы развернуть разговор в выгодное ей русло.
Эрик пренебрежительно махнул рукой.
– Бунтовщики, – он пожал плечами, – довольно неплохо организованные для мятежников, но нет никаких признаков того, что они могут быть связаны с какой-то более крупной организацией. Когда на беззаконных территориях устанавливается власть правительства, всегда находятся недовольные. Я и не ожидал ничего иного, зато теперь мы куда ближе к тому, чтобы в Новом Орлеане воцарились покой и безопасность.
Ребекка хотела бы, что так оно и было. Клаус мог вот-вот ввергнуть всю округу в хаос новой гражданской войны, а французская армия не была готова сражаться. Прежде Ребекка видела во французских солдатах пушечное мясо, безликую массу тел, которую можно будет поставить между ее семьей и остальными кланами, но теперь приходилось признать, что их командир стал для нее чем-то совершенно иным.
– Этот город жаждет мира, – нейтрально ответила она.
– Да, и я хочу защитить горожан от постигшей вас злой судьбы, – объяснил капитан, избегая ее взгляда.
Интересно, подумала Ребекка, с чем связана эта его неловкость, – с ее гипотетическим вдовством или с подозрениями о ее истинной сущности?
– Это очень благородно, – ответила она, ведь в любом случае так оно и было.
Они дошли до границы древесной поросли, за которой начинался густой дикий лес. Сквозь ветви деревьев проникало достаточно солнечных лучей, чтобы трава у их подножий была зеленой и густой, пели птицы. Ребекка чувствовала, что повсюду кишит разнообразная, чуть ли не подавляющая жизнь.
Эрик шел так близко, что она ощущала тепло его кожи, и вдруг схватил ее за руку, заставив остановиться. Это что, попытка ее побороть? Нет… он повернул Ребекку к себе, помолчал, пробормотал:
– Надеюсь, вы меня простите, – шагнул еще ближе, обхватил за талию и поцеловал – сперва легонько, как бы спрашивая согласия, а потом его губы настойчиво впились в ее. Он прижимался к ней, пока ее спина не коснулась ствола дуба, который раскинул над ними свои ветви. Ребекка тоже изо всех сил прижалась к нему, понимая только, что никакие объятия не покажутся ей достаточно тесными.
Спустя не то минуты, не то часы, не то дни Эрик прервал поцелуй, отошел на полшага и взял ее за плечи.
– Мне хотелось это сделать с того самого вечера, как мы повстречались, – сказал он, и его губы изогнулись в довольной улыбке. – Но я боялся поспешить. А потом я увидел тебя у моей постели в лазарете и понял, что не могу дать тебе уйти.
– Я рада, что ты это сделал, – шепнула Ребекка, желая, чтобы он поцеловал ее вновь. Неправильность происходящего – то, что Эрик может быть для нее опасен, что нельзя рисковать, доверяя ему, что Клаус, узнав, как она всем этим наслаждается, может просто ее заколоть, – делала поцелуй еще более желанным. Возможно, у нее с братом было гораздо больше общего, чем мог предположить любой из них. – И ты… не слишком поспешил.
– Я знаю, твоя потеря еще очень свежа, – сказал Эрик, и она постаралась изобразить на лице грусть и злость одновременно. – Но я знаю и то, что жизнь ужасно, невозможно коротка. Я, не переставая, чувствую это с тех пор, как… как…
– Как умерла Марион, – закончила за него Ребекка, желая, чтобы ей никогда не пришлось притворяться, будто она тоже понесла подобную утрату. Словно бы она принижала его горе ради своего собственного, фальшивого.
– Да, с тех пор, – согласился Эрик, очевидно испытывая облегчение от того, что ему не пришлось самому это говорить. – Мы оба одиноки в этом мире, Ребекка, и оба живем с памятью о том, что судьба в любой момент может отнять у нас самых близких людей. Поэтому нельзя терять время.
