Долго еще оперативники деловито обсуждали этот сбой на оперативных совещаниях, что явилось дополнительным, конкретным учебным материалом для молодых сотрудников. Погрешности чекисты старались не прятать, «не загонять болезнь вглубь» неуклюжими оправданиями, а врачевать критикой и деловой помощью…
* * *
Потом был суд.
Судила Бушина Военная коллегия Верховного суда СССР. Он на процессе являл то саму невинность, то показывал судебному присутствию серьезную и глубокую переоценку того, что совершил.
— Да, я очень хотел снова попасть в Париж, даже ценой готовящегося предательства, — заявил он председательствующему на суде.
По завершении процесса один из ветеранов ГРУ сказал:
— После войны и даже в 50-х годах, когда авторитет страны был велик и работать военным разведчикам стало легче, в силу притяжения народов к стране — победительнице и освободительнице, у офицеров не было такого массового стремления попасть за границу. Сейчас же молодежь рвется туда, хотя знает, что там советским гражданам не очень-то дадут развернуться. Их провоцируют, задерживают, бьют, вербуют.
Не парадокс ли?
Одним патриотизмом такое явление не объяснить. Стало престижно не уходить в «поле» для вербовки иностранцев, а, работая «ножницами» по газетам и журналам, спокойно жить. Вот ответ на вопрос, почему офицеры рвутся за рубеж. Материальная сторона тоже своеобразная парадигма. А с другой стороны, получают все одинаково, хотя работают по-разному. Такого явления раньше не было.
На вопрос обвинителя, как подсудимый планировал построить жизнь в случае отъезда во вторую командировку, Бушин без обиняков ответил:
— Если откровенно, то конечно же поработал бы на французов, потому что они в любое время могли меня шантажировать запиской полковнику Бонэ. Несомненно, они помогли бы мне материалами для демонстрации активной работы. На Родину вернулся бы, по всей вероятности, шпионом.
Откровенные признания поразили судей: во-первых, неприкрытой циничностью, а во-вторых, сермяжной правдой, на которую способны только раскаявшиеся натуры.
Сидя в зале судебного заседания и наблюдая за поведением Бушина, Стороженко все чаще ловил себя на мысли, что часть офицерского корпуса, выведенного из равновесия падением престижа воинской службы, низкими окладами и бытовой неустроенностью, деградировала, что свидетельствовало об ошибочности проводимой военной политики государства, особенно в «перестроечный» период.
По вине партийных вождей последствия такого «рачительного хозяйствования» на ратной ниве начали сказываться даже на военнослужащих стратегической разведки.
После суда Бушин терзался, желая поскорее покинуть следственный изолятор и в лагере отдаться любой работе. Он сознавал, что в работе быстрее бежит время. Вспомнились слова жены, сказанные ею однажды, когда разговор крутился вокруг денег. Она тогда заметила, что простейший способ не нуждаться в деньгах — не получать больше, чем нужно, а проживать меньше, чем можно.
«Я же нарушил сей принцип, — подумал Петр. — И вот как результат — камера. Сделаю все возможное, чтобы поскорее освободиться. Буду землю зубами грызть, только бы поскорее выйти и зажить по-новому, на свободе. А пять лет, данные по суду, я укорочу досрочным освобождением. Надежда, она похожа на ночное небо: нет такого уголка, где бы глаз, упорно ищущий, не открыл бы в конце концов какую-нибудь звездочку. Моя звездочка — вернуться к семье».
Бушину еще несколько месяцев пришлось отбывать срок в Лефортово. Были и другие камеры, и другие люди в них.
Оставался только он со своими мыслями, будоражившими его самолюбивую натуру.
* * *
Стороженко, получая информацию из различных источников об откровениях осужденного в камере, еще раз убеждался в том, что поступки и преступления лепятся обстоятельствами и характерами конкретных личностей, стержнем которых в большинстве бывают деньги, а не убеждения.
«Разве с такими здоровыми мыслями о судьбе Родины, о болячках страны, — размышлял Николай, — могут вырасти закоренелые упыри государства? В тяжелую годину для Руси они сразу же встанут в строй ратников, как это было в минувшее лихолетье, когда героями в борьбе с фашистами становились и обиженные властью люди. А какая власть не обижает? С другой стороны, за воровство себе лучшей доли надо платить ценою неволи, хотя каждый, преступивший закон, надеется уйти от возмездия. Люди, считающие деньги «вездеходом» по замкам счастья, постепенно превращаются в одержимых этой идеей».
Прошло еще несколько недель, и Бушин ехал в арестантском вагоне. Впервые через зарешеченное окно он прощался с просторами Подмосковья. Прощался, чтобы где-то в Мордовии отработать за свою роковую «оплошность», которая привела к леденящему душу приговору суда: «Покушение на измену Родине».
Глава пятнадцатая
Запоздавшее возмездие
Нет негодяя, который был бы настолько глуп, что не нашел бы ни одного довода для оправдания своей подлости.
К. Кернер
В мае 1991 года в Англии вышла книга «Беспощадный воитель», написанная корреспондентом Британской радиовещательной корпорации Томом Мэнгоулдом. В ней раскрывалась деятельность агента спецслужб США под псевдонимом «Топ Хэт», являвшегося сотрудником ГРУ Генштаба, советским генерал-майором Дмитрием Федоровичем Поляковым. Но к тому времени агент уже был обезврежен. Он был самым высокопоставленным «кротом», которого когда-либо имели американцы внутри ГРУ Генштаба ВС СССР.
Упомянутая книга посвящена главному охотнику за шпионами, начальнику контрразведки ЦРУ Джеймсу Энглтону, по вине которого, как считает автор, произошел провал этого ценного для ЦРУ агента в системе советской военной разведки. Американцы его величали «агентом века», мы называли «предателем столетия». Он проработал в качестве «крота» в ГРУ Генштаба ВС СССР более двух десятков лет.
Но вернемся к Энглтону, который был страстным поборником холодной войны и ярым противником работы с инициативниками советского блока, предлагавшими добровольно свои услуги ФБР или ЦРУ. Он считал их подосланными агентами КГБ или ГРУ и утверждал, что Запад стоит перед неминуемым массовым наступлением органов госбезопасности СССР.
Необходимо отметить, что недоверие к перебежчикам у Энглтона возникло в самые критические и взрывоопасные годы противостояния двух великих держав после Второй мировой войны. Запад с большим трудом сдерживал разведывательную активность советских спецслужб.
Инцидент с самолетом У-2, берлинский кризис 1961 года, Карибский — годом позже, отставание США от СССР в ракетостроении и освоении космоса, активизация деятельности коммунистических и рабочих партий, усиление мощи Группы советских войск в Германии и других групп войск за границей создали благоприятный фон для подобных утверждений, тем более среди лиц, специализировавшихся по Советскому Союзу.
Это было время, когда две сверхдержавы вцепились друг в друга и поставили будущее всей земли на карту. Жупел всесильного КГБ витал над США и Западной Европой. Однако наши трезвые политики и представители спецслужб понимали, что такое славословие в адрес советских органов безопасности нужно в первую очередь противной стороне для искусственной подпитки антисоветизма и выколачивания все новых и новых ассигнований на борьбу с вражескими акциями — реальными и мнимыми.
