Крозье, Блэнки и многие другие не раз видели такое явление прежде — мнимые изображения различных объектов в небе. Однажды ясным зимним утром, находясь на затертом льдами корабле у берегов земли, получившей имя Антарктиды, Крозье увидел дымящийся вулкан — тот самый, что назвали в честь его корабля, — только он поднимался из замерзшего моря на севере. А в другой раз, уже в этой экспедиции, весной 1847 года, Крозье, поднявшись на верхнюю палубу, увидел черные сферы, плавающие в небе на юге. Сферы разделились пополам, превратившись в сплошные «восьмерки», и затем продолжили делиться, образовав подобие симметричной гирлянды черных воздушных шариков, а минут через пятнадцать бесследно растаяли в воздухе.
Два матроса в упряжи саней упали на колени в изрытый колеями снег. Один громко рыдал, а другой безостановочно сыпал самыми крепкими матросскими ругательствами из всех существующих.
— Черт побери! — проревел Крозье. — Вы не раз видели арктические миражи прежде. Прекратите распускать сопли и сквернословить — или будете тащить чертовы сани вдвоем, а я сяду на них и стану подгонять вас пинками. Поднимитесь на ноги, Бога ради! Вы мужчины, а не малодушные бабы! Что за хрень такая!
Оба матроса встали и неловко отряхнули с коленей ледяные кристаллы и снег. Крозье не опознал мужчин по одежде и «уэльским парикам», да и не хотел опознавать.
Вереница саней снова поползла вперед; мужчины кряхтели от натуги, но не чертыхались. Все знали, что высокая торосная гряда впереди — хотя санные отряды, за последние недели проходившие здесь бессчетное число раз, и проложили через нее путь, — преодолеть будет ой как непросто. Им придется затащить тяжелые сани по крутому откосу длиной по меньшей мере пятнадцать футов, по обеим сторонам которого нависают шестидесятифутовые ледяные стены, откуда в любой момент могут сорваться ледяные валуны.
— Такое впечатление, будто какой-то злой бог хочет помучить нас, — почти весело заметил Томас Блэнки.
Ледовый лоцман, освобожденный от обязанности тащить сани, по-прежнему ковылял рядом с Крозье.
Капитан ничего не ответил, и через минуту Блэнки отстал от него и пошел рядом с одним из морских пехотинцев.
Крозье велел одному из свободных в данный момент мужчин занять его место в упряжи — они научились сменять друг друга на ходу, не останавливая саней, — а потом отступил в сторону от колеи и взглянул на часы. Они шли около пяти часов. Оглянувшись назад, Крозье увидел, что настоящий «Террор» уже скрылся из вида, отделенный от них по меньшей мере пятью милями замерзшего моря и несколькими низкими торосными грядами.
По-прежнему оставаясь руководителем злополучной экспедиции, Френсис Родон Мойра Крозье больше не являлся капитаном корабля Службы географических исследований военно-морского флота Британии. Эта часть его жизни — а служба во флоте сначала простым матросом, потом военно-морским офицером была всей его жизнью с отроческой поры — навсегда закончилась. После того как он потерял так много людей и оба корабля, Адмиралтейство никогда не доверит Крозье командования другим судном.
До лагеря оставалось еще два дня пути. Крозье устремил взгляд на высокую торосную гряду впереди и устало потащился дальше.
33. Гудсер
69°37′42″ северной широты, 98°41′ западной долготы
22 апреля 1848 г.
Из личного дневника доктора
Гарри Д. С. Гудсера
22 апреля 1848 г.
Вот уже четыре дня я нахожусь в так называемом лагере «Террор». Думаю, он вполне оправдывает свое название.
Шестьюдесятью людьми здесь, включая меня, руководит капитан Фицджеймс.
Признаюсь, когда на прошлой неделе я впервые увидел издалека это место, на ум мне пришли картины из гомеровской «Илиады». Лагерь расположен на берегу довольно широкой бухты примерно в двух милях от каменной пирамиды, почти двадцать лет назад возведенной на мысе Виктори-Пойнт Джеймсом Кларком Россом. Это место несколько лучше всех прочих защищено от ветра со снегом, дующего со стороны пакового льда.
Возможно, сцены из «Илиады» вспомнились мне при виде восемнадцати длинных лодок на берегу замерзшего моря — четыре лодки лежат на боку, остальные четырнадцать привязаны к саням.
За лодками стоят двадцать палаток разного размера — от маленьких голландских, какими мы пользовались год назад, когда я сопровождал ныне покойного лейтенанта Гора к Виктори-Пойнт (в каждой такой палатке могут спать шесть человек, по трое в спальном мешке, сшитом из волчьих шкур и одеял, шириной пять футов), до палаток побольше, изготовленных парусником Мюрреем, в том числе двух предназначенных для капитана Фицджеймса и капитана Крозье с их личными стюардами, и наконец двух самых больших палаток, размером примерно с кают-компанию «Эребуса» и «Террора», одна из которых служит лазаретом, а другая матросской столовой. Несколько других палаток служат столовыми для мичманов, унтер-офицеров и офицеров и приравненных к ним по положению гражданских лиц, как инженер Грегори и я.
Или, возможно, «Илиада» вспомнилась мне, поскольку при приближении к лагерю «Террор» ночью (а все санные отряды, отправлявшиеся с корабля «Террор», добирались до места назначения на третий день, после наступления темноты) в первую очередь в глаза бросается множество костров. Разумеется, топлива здесь нет, если не считать незначительного количества дубовых досок, привезенных с разрушенного «Эребуса» специально для этой цели, но за последний месяц сюда переправили все оставшиеся мешки угля с обоих кораблей, и многочисленные «угольные» костры ярко горели на берегу, когда я впервые увидел лагерь «Террор». Огонь пылал в открытых очагах, сложенных из камней, и в четырех высоких жаровнях, уцелевших после карнавального пожара.
В результате берег озарялся светом многочисленных костров, а также горевших там и сям факелов и фонарей.
Проведя в лагере «Террор» несколько дней, я решил, что он больше напоминает пиратскую лагерную стоянку, нежели лагерь Ахиллеса, Одиссея, Агамемнона и других гомеровских героев. Люди ходят в рваной, потрепанной, чиненой-перечиненой одежде. Большинство больны или хромают — либо и то и другое вместе. Заросшие густыми бородами лица бледны. Глаза у всех глубоко ввалились.
Мужчины расхаживают — вернее, устало бродят — по лагерю с большими ножами, которые болтаются на самодельных перевязях, надетых поверх зимних плащей и шинелей, в звенящих ножнах, изготовленных из обрезанных ножен. Идея насчет перевязей и ножен принадлежала капитану Крозье, как и идея насчет очков, смастеренных из проволочной сетки, которые люди носят в солнечные дни, чтобы уберечься от снежной слепоты. В целом обитатели лагеря производят впечатление шайки разбойников, набранной из разного сброда.
И теперь у большинства наблюдаются симптомы цинги.
У меня было очень много работы в лазарете. Санные отряды приложили дополнительные усилия к тому, чтобы перевезти по льду и через ужасные торосные гряды дюжину коек (плюс две койки для капитанских палаток), но в данный момент у меня в лазарете находятся двадцать больных, и потому восемь человек лежат на одеялах, расстеленных прямо на холодной земле. Длинными ночами палатку освещают три масляные лампы.
