Только почему этот случай вынырнул из памяти именно сейчас, казалось бы, в самый неподходящий момент, он, откровенно говоря, в толк не мог взять.
Ответить на этот вопрос самому себе он не успел. В коридоре послышались шаги, повторились все те же звуки — взвизгнул засов, распахнулась со вздохом дверь, и знакомый старшина шагнул в камеру:
— Пойдемте, майор ждет.
По тому, как старшина сказал эту фразу и не отступил в коридор, не сдернул с плеча винтовку, Никифоров почувствовал: дозвонился майор до Москвы, дозвонился.
Майор Тонков ждал его у дверей кабинета. Он распахнул свои длинные, худые руки, словно желая обнять Никифорова, и почти по-отечески пожурил:
— Что ж вы сразу толком ничего не объяснили? Мы хоть здесь и тыловые крысы, но тоже не без понятия.
Никифоров молчал. Майор так и не понял, что лейтенант Разведуправления Красной армии сказал все, что мог.
Майор тем временем вытащил из стола конфискованный пистолет Никифорова и протянул какую-то бумагу. Александр взглянул. На ней было написано, что он является командиром Красной армии и имеет право на ношение оружия. Все заверено подписью и печатью.
«Наконец-то, — с облегчением подумал Никифоров, — а то ведь еще полстраны проехать надо. Сколько таких резвых патрульных лейтенантов наберется на каждом полустанке, а уж о вокзалах и говорить не приходится».
— Ладно, будьте здоровы, — протянул костлявую ладонь майор Тонков, — не держите зла. Сами понимаете, война.
Его отвезли на вокзал, а вечером он опять забирался на верхнюю полку вагона поезда, следующего в Москву. «Надеюсь, этот перегон будет более спокойным, чем прежний. Скорей бы уж в управление да делом заняться. Настоящим делом».
Намаявшись за день, лейтенант Александр Никифоров уснул сном праведника, еще не зная, что и Москву, и управление, и настоящее дело он увидит нескоро. Долог оказался путь. Почти месяц добирался он до столицы. Но пока ничего этого лейтенант не знал. Он просто спал.
Поединок со злыми духами пустыни Гоби
Летом 1939 года все выпускники Ленинградского военного училища связи знали места своей будущей службы. Все, кроме 18 «счастливчиков». С ними еще в мае побеседовал какой-то майор из Наркомата обороны, и… тишина. Александр Никифоров, попавший в это число, даже стал волноваться: как бы не забыли про них.
Но после выпускного вся группа получила предписания: явиться в распоряжение 5-го управления Наркомата обороны. Что за 5-е управление, никто из них толком не знал. Друг Александра Рома Гончар где-то пронюхал, что якобы под этим наименованием и засекречена военная разведка.
Ну что ж, прибыли они в Москву по указанному адресу. Как позже узнали, в дом Саввы Морозова на бывшей Басманной улице. Их принял военинженер 1 ранга Артемьев. Увы, все, что сказал начальник, повергло молодых лейтенантов в уныние. Они были готовы хоть завтра по заданию партии, комсомола и разведки лететь к врагу в тыл, им мерещились самые опасные секретные задания, которые они, разумеется, блестяще выполнят… Но военинженер произнес по сути своей очень досадные слова, и сводились они к одному: «Вы, ребята, пока не готовы выполнять самые секретные задания. Надо еще подучиться».
— И сколько надо подучиваться? — осторожно спросил кто-то из них.
— Шесть месяцев, — развел руками военинженер 1 ранга.
Вздох сожаления вырвался одновременно из груди Александра и его товарищей. Артемьев это понял по-своему.
— Понимаю, программа очень обширная, трудоемкая, сложная, но на большее нет времени, — попытался успокоить он молодых лейтенантов.
Впору бы обидеться, почему их, высококлассных специалистов связи, красных командиров, которых учили три года кряду, опять сажают за парты? Да вот обидеться они не успели. На следующий день с ними провели первое занятие. Кое-что рассказали, показали, и выпускные амбиции слетели с них, как пух с тополей под майским ветерком. Теперь реально оценивая свои знания и умения, лейтенанты с тревогой прикидывали, а хватит ли им тех самых шести месяцев, о которых говорил военинженер Артемьев, для освоения предложенной программы.
А программа, выражаясь современным языком, оказалась очень «крутая». Они должны были научиться поддерживать связь на дальние расстояния, успешно работать в условиях радиопомех, на больших скоростях. Что касается, например, скоростей работы на ключе, то лучшие выпускники военного училища связи с трудом могли представить, что вообще существуют такие скорости.
Им предстояло изучить новую коротковолновую приемопередающую аппаратуру, специальные правила связи.
По поводу досконального изучения аппаратуры их преподаватель военинженер 3 ранга Парфенов на первом же занятии сказал:
— Никого агитировать не буду. Попрошу запомнить только одно и потом не говорить, что не слышали: если ты командир взвода связи, к примеру, в полку или в дивизии, над тобой куча начальников. Плохо это или хорошо?
Лейтенанты деликатно промолчали.
— И то и другое, — ответил преподаватель. — Могут спросить, проконтролировать, но и помогут в трудную минуту. Ну, не разобрался в поломке молодой командир, спросил — разъяснили, разжевали, помогли. А кто тебе поможет за сотни километров в тылу врага? Ты один на один со станцией. Ты самый большой спец. Кроме того, это единственная ниточка связи с Центром, с Большой землей. Значит, от твоих знаний, умений, мастерства зависит не только твоя жизнь, но и жизнь десятков, а может, и сотен людей.
Эти слова потом часто будет вспоминать Никифоров. Военинженер в две минуты объяснил самую суть работы разведчика-радиста.
Учились они, откровенно говоря, не просто с упорством, учились с неистовством. Грызли науку спецрадиосвязи и днем и ночью. Понятие «личное время» было весьма условным. Никто из них тогда еще не знал, какую проверку на прочность устроит им судьба, но то, что устроит, не сомневались.
В марте 1940 года обучение закончилось. С апреля началась стажировка на центральном радиоузле Разведуправления. И тут они, к счастью, попали в руки истинных мастеров-радиооператоров, которые работали в Испании, в Китае. Многие из них были награждены боевыми орденами, и у стажеров пользовались большим авторитетом.
Позже события тех дней друг Никифорова Роман Гончар будет оценивать так: «По окончании курсов усовершенствования и стажировки все мы были твердо уверены, что обеспечим радиосвязь в любой обстановке, на любые расстояния, в условиях помех и на больших скоростях. Здесь на курсах мы теоретически и практически освоили связь на коротких волнах, на маломощных радиостанциях и твердо убедились в возможностях коротких волн.
Я никогда не забуду декабрь 1939 года, поздний вечер, первое дежурство на коллективной радиолюбительской радиостанции. Обнаружил работу радиолюбителя с острова Лусон (Филиппины) и под руководством Л. Долгова установил с ним двустороннюю радиосвязь.
