Я хочу, чтобы это приданое символизировало нашу любовь друг к другу и узы, нас связывающие; и мне хотелось бы, чтобы в разные периоды своей жизни они заглядывали в эти сундучки и находили там новые сокровища - когда они счастливы или несчастны, уверены в себе или нуждаются в помощи. И еще я хочу, чтобы эти подарки говорили моим дочерям о том, что они - мои самые ценные подарки в этом мире.
Глава 23
Обещаю поддерживать тебя в твоих начинаниях
Одним из самых запоминающихся периодов моей жизни стал месяц после рождения Тары: общаясь с моей малышкой, я как будто наблюдала за чудом, происходящим на моих глазах, - она была самым совершенным, прекрасным и божественным существом из всех, что я когда-либо видела.
Но была у этого времени еще одна особенность, которую я тоже буду вечно хранить в памяти. По традиции, которой следуют многие индусы, после родов новоиспеченная мать с младенцем на 40 дней переезжает в дом своих родителей; эта традиция обусловлена тем, что как мать, так и ее ребенок в первые недели после родов нуждаются в заботе и уходе; окруженная заботой собственной матери, новоиспеченная мать может сосредоточиться на новых впечатлениях, связанных с малышом, и начать совместную жизнь с ним в спокойной обстановке.
Возвращение домой с новорожденной малышкой стало для меня очень эмоционально насыщенным и трогательным переживанием. Несмотря на то, что я регулярно езжу домой к родителям, появление в их доме на этом новом этапе своей жизни, с собственным ребенком на руках, глубоко тронуло меня красотой этого момента. Теперь я была взрослой, я пополняла нашу семью и пробуждала безграничную любовь: я видела эту любовь и гордость за меня и за внучку в глазах своих родителей и понимала, что Тара была Божьим даром не только для меня и Суманта - таким же священным даром она стала и для родителей.
На протяжении следующих нескольких недель мы с мамой сблизились, как никогда в жизни; ее мудрость, ее готовность заботиться обо мне и моем ребенке и то, как она без устали уделяла свое внимание Таре и мне, просто лишали меня дара речи, оставляя в полном восхищении. Посреди ночи, если Тара продолжала беспокойно ерзать после кормления, мама тут же оказывалась рядом, чтобы молча помочь нам обеим; в своей ненавязчивой манере мама освобождала для нас с Сумантом пространство, в котором мы нуждались как новоиспеченные родители, и при этом значительно уменьшала тот всепоглощающий страх, который охватывал нас на этом новом этапе нашей жизни. Нани, моя бабушка, каждый раз ухаживала за своими дочерьми после родов: это был ее материнский долг - позаботиться о своих детях, и теперь моя мать делала то же самое.
С одной моей подругой, которая рожала в то же время, что и я, случилась другая история: она была матерью-одиночкой, и у нее не было близких отношений с матерью. Она рассказывала мне о том, как трудно справляться со всем одной, полагаясь только на друзей и других родственников в эти несколько недель; и все же, когда я рассказала ей о том, как мы по-новому сблизились с моей матерью, она смягчилась, и в ее голосе зазвучала надежда, когда она замечталась о том, как это будет здорово, когда однажды мы сможем позаботиться о своих внуках.
Первые проблески любви к нашим новорожденным детям - это лишь зачатки той любви на всю жизнь, что дает нам возможность становиться все более близкими людьми.
Глава 24
Обещаю помочь тебе найти свое место в современном мире
Одна моя подруга, американка пакистанского происхождения, поехала на родину, в Карачи*, навестить бабушку с дедушкой и остальных родственников. Рожденная в Соединенных Штатах, она выросла в пакистанском сообществе, где выучила урду, питалась традиционной пищей, отмечала все национальные праздники и вообще считала себя пакистанкой, равно как и американкой. И на самом деле, именно воспитание в южно-азиатских и мусульманских традициях сформировало ее самосознание и культурное самоопределение; моя подруга всегда чувствовала, что несколько отличается от других жителей Соединенных Штатов, - когда не находилась среди своих соплеменников, и, сходя по трапу самолета в Карачи, она ожидала ощутить себя как дома, ощутить, что вернулась на родину.
Однако реальность оказалась далеко не такой, как она себе представляла: во многих смыслах моя подруга чувствовала себя не в своей тарелке - в Карачи она выделялась среди других даже сильнее, чем в Соединенных Штатах. Несмотря на свои попытки ассимилироваться, надевая такую же одежду, как ее родственницы, и стараясь на людях поменьше говорить, чтобы акцент не выдал ее, она все равно замечала, что местные за версту узнают в ней иностранку. Возможно, дело было в ее походке, осанке или даже в том, как она дышит; даже родственники вели себя с ней как-то иначе - объясняя что-либо, говорили медленнее; разговаривая с другими, называли ее «американской» родственницей, или полагали, что она не понимает, о чем идет разговор. К сожалению, моей подруге пришлось признать, что в большинстве случаев они были правы - она не «вписывалась» в местную жизнь, и у себя на родине тоже была иностранкой.
Однажды вечером дед спросил ее, не хочет ли она взглянуть на их генеалогическое древо, что передавалось из поколения в поколение. Подруга сидела как на иголках, когда он отодвинул картину на стене, скрывавшую сейф, который он осторожно открыл и вынул оттуда древний кусок пергамента, свернутый в рулон. Дед положил пергамент на стол, надел очки для чтения и начал медленно разворачивать сверток.
«Это, моя дорогая, наше генеалогическое древо. Мой прадед передал этот сверток моему отцу, который передал его мне; я хотел бы показать его тебе».
Когда моя подруга взглянула на этот древний пергамент, у нее дыхание перехватило от восторга: родословная ее семьи насчитывала множество веков. «Да, моя дорогая; наше генеалогическое древо говорит о том, что мы прямые потомки Мухаммеда, и в этом мире мы несем великую и важную миссию». Ее дед нашел свое имя на пергаменте: «Вот я, со своими братьями. А это твой отец, а вот твой брат. А вот мой отец, его отец и целые поколения наших предков».
Моя подруга сидела молча, и слезы медленно подступали к ее глазам, пока дед с гордостью водил пальцем по их родословной. На этом пергаменте не были упомянуты женщины, кроме одной, и подруга была поражена, увидев ее имя - это была Фатима, единственный потомок и дочь Мухаммеда**. Только благодаря ей существовала вся эта родословная, и однако же в ней не было отмечено ни одной женщины.
«Но, дедушка, - вежливо прервала она деда на полуфразе, - а где же я в этой родословной? Где моя мать? Мои тети и бабушки?» В ответ дед только хлопал глазами, и моя подруга как-то сразу поняла, что он даже никогда не думал об этом - и никто не задавал ему таких вопросов.
Он молча жестом попросил ее дать ему ручку и прямо у нее на глазах написал ее имя рядом с братьями, а потом продолжил вписывать имена других женщин из их семьи. Сердце моей подруги колотилось от волнения, когда она смотрела на то, как переписывается история - ее история. Вскоре ее бабушка и несколько сестер уже подглядывали ей через плечо, тоже наблюдая за тем, как дед подправляет их родословную. Комната была пропитана эмоцией, которую невозможно было выразить словами.
