Курц вынул пистолет, дослал патрон в ствол и, держа оружие прижатым к боку, вышел в просторный темный зал.
– Джозеф. – Ему показалось, что шепот донесся из дальнего угла, футах в сорока от Курца, но там не было видно ничего, кроме груды старых скамеек да фантасмагорических теней.
Он приподнял оружие.
– Сюда, Джозеф, наверх.
Курц прошел дальше в зал, осмотрел идущую вокруг широкую галерею и заметил тень, которая, несомненно, подавала ему сигналы.
Курц отыскал лестницу и поднялся по ней, оставляя следы в толстом слое осыпавшейся штукатурки. Старик ждал его возле перил на галерее. Рядом с ним лежало нечто, похожее на небрежно набитый потертый саквояж.
– Чрезвычайно интересная акустика, – сказал Пруно. Густо заросшее застарелой щетиной лицо старика в этом тусклом свете казалось еще бледнее, чем обычно.
– Когда они строили этот зал, то случайно выстроили галерею шепота. Все звуки, которые издаются здесь, кажется, сходятся вон в том углу.
– Да, – согласился Курц. – Что случилось, Пруно? Вы хотели узнать, чем закончилась моя встреча с Фрирсом?
– С Джоном? – переспросил старый наркоман. – Ну да, конечно, мне хотелось бы это узнать, так как именно я организовал вашу встречу, но я предполагаю, что вы решили не помогать ему. С тех пор прошла чуть ли не неделя. Честно говоря, Джозеф, я почти забыл об этом.
– Тогда в чем же дело? – настаивал Курц. – И почему здесь? – взмахнул рукой, указывая на темный зал и еще более темные галереи. – Отсюда очень далеко до вашей обычной резиденции.
Пруно кивнул:
– Похоже, что мою обычную резиденцию занял новый обитатель. Самый настоящий мертвец.
– Мертвец. И кто же это?
– Вряд ли вы его знали, Джозеф. Мой бездомный современник. Я думаю, что его звали Кларк Пович, бывший бухгалтер, но другие наркоманы и обитатели улицы на протяжении последних лет пятнадцати или около того знали его под именем Тайпи.
– А отчего же он умер?
– От пули, – ответил Пруно. – Вернее, от двух пуль. Я в этом уверен, хотя я и не судебно-медицинский эксперт.
– Кто-то застрелил вашего друга в вашей лачуге?
– Я не назвал бы его в полной мере своим другом, но в эту ненастную погоду Тайпи иногда пользовался моим гостеприимством – в частности, моим запасом «стерно», – когда я находился где-нибудь в другом месте.
– А вы знаете, кто его убил?
– У меня есть довольно весомые улики. Но, Джозеф, мне кажется, что в них нет никакого смысла.
– Расскажите мне.
– Моя знакомая, дама по имени миссис Тьюлла Дин – я полагаю, что ее можно было бы определить термином «бабища», – сегодня отдыхала на решетке на углу Элмвуд и Маркет. Она укрылась газетами, причем совершенно непреднамеренно сделала это так, что ее совершенно не было видно. И поэтому леди удалось услышать, как патрульный, находившийся в стоявшей совсем рядом с нею полицейской автомашине, разговаривал с кем-то по рации или сотовому телефону. Полицейский дал подробное описание моего постоянного места жительства, назвал мое имя – вернее, даже имена, – и вдобавок дал собеседнику подробное описание моей внешности. По словам миссис Дин, тон полицейского был почти подобострастным, как будто он говорил с достаточно большим начальником. Так получилось, что она упомянула об этом случае, когда мы случайно встретились возле ледового дворца совсем незадолго до того, как я возвратился домой и обнаружил труп Тайпи.
Курц глубоко вдохнул ледяной воздух.
– А этой миссис Дин не удалось расслышать имя другого парня?
– Вообще-то, удалось. Капитан Миллуорт. Я склонен предполагать, что имеется в виду капитан полиции.
Курц, слушавший затаив дыхание, с шумом выдохнул.
– Можно подумать, что здесь нет никакой связи, – сказал Пруно, – поскольку за полицейскими капитанами редко наблюдается склонность к убийству бродяг. Но произошло слишком уж много совпадений для того, чтобы надеяться, что эти события никак не связаны между собой. Следует заметить, что тут есть и еще одно косвенное совпадение, которое вызывает у меня тревогу.
– Какое же?
– Незнакомцу, – сказал Пруно, – некой персоне, знающей меня только по описанию, сделанному другим человеком, Тайпи мог показаться немного похожим на меня. Вернее, изрядно похожим на меня.
Курц шагнул вперед, взял своего старого друга за острый локоть и слегка сжал сквозь пальто и другие тряпки.
– Пойдемте, – вполголоса произнес он и услышал, как темнота внизу громко повторила его шепот. – Мы уходим отсюда.
ГЛАВА 23
Хансен никак не мог связаться с доктором Говардом Конвеем по телефону, и это волновало его. Это сильно волновало его. Он даже подумал, что надо бы съездить в Кливленд и взглянуть на Конвея – убедиться в том, что старый пердун еще жив и не спятил окончательно, – но у него не было для этого времени. Слишком много событий произошло слишком быстро, и слишком много должно было произойти на протяжении следующих двадцати четырех часов.
Он отменил все встречи, запланированные на вторую половину дня, позвонил Донне, чтобы сказать, что он скоро будет дома, позвонил Брубэйкеру, чтобы удостовериться, что тот не нашел Курца ни в его офисе, ни дома, позвонил Майерсу, чтобы убедиться, что тот продолжает наблюдение за домом секретарши, а затем покатил в продолжавший кое-как влачить жалкое существование большой промышленный холодильник, расположенный на берегу реки Буффало. Позади заброшенной мельницы вытянулась длинная шеренга больших морозильных камер – каждая из них была оснащена собственным резервным генератором, – которые сдавались в аренду рестораторам, оптовым торговцам мясом, а также многим другим, чьи потребности нельзя было удовлетворить при помощи домашнего или магазинного морозильника. Хансен держал там отсек с тех пор, как девять месяцев назад пригнал из Майами грузовик-рефрижератор.
Хансен отомкнул два дорогих и практически несокрушимых замка, которые он установил на двери, и вступил в ледяную камеру. На крюках висели пять полутуш говядины. Хансен намеревался использовать одну из них на пикнике, который собирался устроить четвертого июля
[39]
у себя дома в Тонавонде для своих детективов и их жен, но, судя по тому, как складывалось положение, четвертого июля он уже должен оказаться далеко от Буффало. Около задней стенки стояла высокая этажерка из металлических прутьев, и на ней лежали четыре длинных непрозрачных полиэтиленовых пакета, где также хранилось замороженное мясо.
Он расстегнул «молнию» мешка, лежавшего на средней полке. Мистер Габриэль Кендалл, пятидесяти лет, того же роста, веса и физического сложения, как Джеймс Б. Хансен, смотрел сквозь ледяную пленку, покрывавшую его открытые глаза. Синие губы трупа замерзли в том самом положении, в каком остались после того, как доктор Конвей предыдущим летом в Кливленде сделал рентгеновский снимок зубов. У всех четырех мужских тел, сохранявшихся здесь, рты выглядели практически одинаково. Для самоубийства капитана Роберта Гэйнса Миллуорта Хансен выбрал Кендалла, и зубная карта должна была храниться в папке, готовая для того, чтобы заполнить по ней бланк запроса.
