— Чего, спрашиваю, грубишь, или ферзь какой?
— Послушай, нагрубил — извини, я действительно не курю, и сигарет у меня нет. Не хватает денег — дам. Сколько? — вздохнув, уже миролюбиво проговорил Эдик.
— А сколько стоит твоя челюсть?
— Что?!
— …Тебе в лицо, сволочь!
Шрамко без замаха врезал Эдуарду в челюсть. Впрочем, врезал — сильно сказано, ударил вполсилы, но и этого хватило, чтобы тот упал на асфальт. При этом у него из кармана куртки выпали два пакетика с белым порошком.
— Оп-па! А это что за хрень, Эдя?
— Откуда… откуда ты меня знаешь? — Эдуард хотел отползти от этого агрессивно настроенного парня, но Шрамко наступил ему на ногу:
— Место, Тузик! Что за хрень, спрашиваю? — и поднял пакетик.
— Это не мое! Вы из полиции?
— Ага! Из полиции Лос-Анджелеса, отдел по борьбе с придурками.
— Что вам надо?
— Ничего. Впрочем, кое-что надо, но это уже тебе объяснит другой, знакомый тебе человек.
Эдуард попытался выхватить телефон, но Шрамко ловко перехватил его:
— Дорогой! Штук сорок, наверное, стоит.
— Больше. Хочешь, забери, и расходимся.
— Я не грабитель, — усмехнулся Дмитрий и повернулся к «девятке»: — Рома, клиент созрел! Даже, по-моему, перезрел.
Середин вышел из машины.
Увидев его, Эдуард побледнел. Он понял, что на этот раз его провели как лоха, и весь гонор тут же слетел с него.
— Середин?
— Я, Эдя, я!
Шрамко показал другу пакетики:
— Смотри, Рома, что-то мне подсказывает, в пакетике наркота. А ну-ка. — Он разорвал пакет, попробовал порошок на вкус. — Так и есть, «кокс».
— Ты откуда знаешь? — удивился Середин.
— А у нас дома один адвокат этой херней промышлял. Я в отпуске был, когда его взяли, ну, и попал в понятые. Полицейский объяснил, как отличить кокаин или героин от, скажем, сахара или другого безвредного порошка. Надо было убедиться, что в пакетах, а там по сто штук таких пакетиков было. Так что, Рома, Эдик наш кроме того, что дерьмо ишачье, еще и наркоман. Или, что гораздо хуже, распространитель наркотиков, в том же ночном клубе «Ринг». Чего теперь с ним базарить? Давай вызовем полицию, а до них представителей СМИ, чтобы потом дело не замяли.
— Ну, зачем, Дима, ломать жизнь человеку? Он хоть и полное дерьмо, но все же человек.
— Дело твое. Он твой клиент. А я бы его сдал.
— Сними-ка нашего Эдю с пакетиками на «мобилу», да в разных ракурсах. И подожди, пока я с ним поговорю.
— Без вопросов. Но я бы его сдал. Такого не жалко.
Шрамко отошел за «девятку», и Рудин поднялся, потирая челюсть.
— Как ты думаешь, Эдя, что произойдет, если твой пахан узнает о том, что его сын связан с наркотой? — облокотившись на «Хонду», спросил Роман. — А если об этом узнают в университете? Но и это не главное, как, по-твоему, захочет ли господин Ухватов иметь в будущем зятька-наркомана?
— Я не употребляю наркотики.
— Ну, тогда мы сейчас отвезем тебя в училище.
— В училище? Почему в училище?
— На тот случай, чтобы тебя по-тихому не отмазал отец. Потом он, конечно, разберется с тобой и, думаю, довольно жестко, но опять-таки в кругу семьи, так, чтобы не узнали посторонние. В училище же генерал не даст скрыть твою причастность либо к наркомании, либо к наркоторговле. У него тоже связи, так что тобой плотно займется наркоконтроль. И папаша не поможет. Да, повезем-ка мы тебя в училище, туда же отца пригласят, медиков, сотрудников Управления по незаконному обороту наркоты, полицию.
— Погоди, курсант, — поднял руки Рудин. — Признаю, я сделал глупость, что решил наказать тебя. Но ведь любой конфликт можно замять. Тебе наверняка нужны деньги? Я сейчас позвоню одному человеку, и он привезет, скажем, сто тысяч долларов.
— Ты свои вонючие «бабки» знаешь куда засунь? Не старайся, не договоримся, хотя… есть вариант.
— Какой? — встряхнулся поникший было Эдуард.
— Ты хотел, чтобы я отстал от Алины.
— Это мой и ее отец хотят этого…
— А я хочу, чтобы вы все отстали от девушки.
— Я к ней близко не подойду, но на родителей повлиять не могу.
— Тебе и не надо влиять. Главное, скажи, что не желаешь видеть девушку, у тебя, мол, есть другая.
— Меня все равно заставят.
— Что? Как бычка облизанного на веревке поведут к Алине?
— Нет, но отец будет настаивать.
— А ты упрись. Если же не можешь, тогда остается одно — предать огласке твою причастность к употреблению или распространению наркоты. Неизвестно еще, что хуже. Вот тогда тебя к Алине и близко не подпустят, и отец три шкуры сдерет, если, конечно, не загремишь на зону. Это тоже можно устроить.
— Ладно, согласен!
— С чем согласен?
— Я не буду встречаться с Алиной. Как бы ни настаивал отец, меня около нее не будет.
— Верное решение, тем более что я по-любому не дал бы тебе испортить ее жизнь. Сейчас ты в диктофон телефона подтвердишь, что имел при себе героин…
— Кокаин, — машинально уточнил Эдуард.
— Еще лучше, кокаин. Расскажешь, что твои родители и родители Алины в сговоре и хотят поженить вас вопреки желанию девушки, для чего применяют не только родительское влияние, но угрозы и прямое давление на несовершеннолетнюю девочку и на тебя. Ты же не желаешь участвовать в этой авантюре и обещаешь не подходить к Алине. Понятно, что эту запись к делу не пришьешь, но, появившись в Интернете, она вызовет большой резонанс. Представляешь, как обрадуется твой отец, господин Ухватов с женой, твои однокурсники, когда увидят это видео и услышат твое признание. Это будет похуже протокола и следствия.
— Может, обойдемся без этого?
— Нет, Эдя, не обойдемся. Либо так, либо в училище.
— Хорошо, — согласился Рудин. — Но где гарантия, что я выполню свое обещание, а вы нет?
— Послушай, чмырь ты болотный, это у вас обещание пустой звук, мы же слово держим.
— Ладно, все равно у меня нет выхода.
— Конечно нет. Вернее, выход есть, и не один, но все они ведут в одну сторону, сторону больших проблем для тебя.
— Давай закончим с этим!
Середин включил диктофон и кивнул:
— Говори, Эдя, по порядку. Начни с того, что ты сегодня, в субботу, 12 апреля, имел при себе два пакетика кокаина, чтобы… и далее по теме.
Рудин сказал все, что требовалось, и, закончив монолог, спросил:
— Все? Я могу уехать?
