– Ты не помнишь об этом деле? – спросила Арлин.
– Я тогда был почти ребенком, – ответил Курц. Хотя новости такого рода интересовали меня всегда, подумал он.
– Конечно, и ты тогда уже жил в приюте, – напомнила Арлин. Она знала это из документов, прочитанных в администрации, которая и ведала направлением детей в приют Отца Бейкера.
Курц пожал плечами. Последняя запись в файле была датирована двадцать седьмым января 1978 года. Дело сына майора слушалось в суде. Коллегия психиатров обследовала Шона О‘Тула и признала его недостаточно вменяемым, чтобы предстать перед судом. Его направили в лечебницу для опасных психически больных в Рочестере, штат Нью-Йорк, „для дальнейшего обследования и лечения в условиях, исключающих общественно опасные действия“. Курц слышал об этом дурдоме. В Рочестере сидели самые чокнутые из убийц, совершивших преступления в штате Нью-Йорк.
– Ты успел дочитать файл „Клауд Найн“ до конца? – спросила Арлин.
– Нет еще.
– Там выдержка из статьи в „Неола Сентинел“ за май семьдесят восьмого года, – сказала Арлин, – в которой говорится, что „в связи с финансовыми затруднениями и низкой посещаемостью парк „Клауд Найн“ закрывается. Навсегда“.
– Тем хуже для молодежи Неолы.
– Очевидно.
– Непонятно, почему Пег О‘Тул не знала о парке, который ее родной дядя построил в Неоле? И о его бизнесе? – начал размышлять вслух Курц. – Почему она показала мне эти фотографии, на которых, скорее всего, именно заброшенный „Клауд Найн“, будто не зная, что он раньше принадлежал ее дяде?
Арлин пожала плечами.
– Может, она точно знала, что это не „Клауд Найн“. Может, она вообще не знала о существовании этого парка. Ее отец, Большой Джон, переехал в Буффало и пошел работать в полицию в восемьдесят втором. Возможно, братья, полицейский и военный, не слишком ладили друг с другом. На фотографиях с похорон я не видела ни одного инвалидного кресла, значит, его там не было. Возможно, майор приехал сюда только сейчас, поскольку мать мисс О‘Тул умерла и у Маргарет нет других близких родственников.
– И все же… – начал было Курц.
– Помнишь, ты говорил про опрокинутый автомобильчик с девяткой на борту?
– „Клауд Найн“. „Девятое небо“, место блаженства. Никакой логики. Подожди, я сейчас вернусь, – сказал Курц.
Он торопливо встал и побежал в крошечную туалетную комнату, располагавшуюся позади кабинета с компьютерами. Курц встал на коленки рядом с унитазом, и его несколько раз стошнило. Когда приступ тошноты закончился, он встал, прополоскал рот и умылся. Руки тряслись, как бешеные. Похоже, контузия решила пока не позволять ему принимать пищу.
– Ты в порядке, Джо? – спросила Арлин, когда он вернулся в кабинет.
– Ага.
– Тебе надо что-нибудь еще по этой теме?
– Да. Я хочу знать, что происходило с этим милым ребенком потом. Сколько времени он провел в Рочестере? Сидит ли он там до сих пор или его уже выпустили? А также более конкретные факты биографии майора касательно Вьетнама. Не подвиги и медали. Имена людей, с которыми он работал, место и характер работы.
– Медицинские и военные базы данных – самые сложные в плане проникновения в них, – сказала Арлин. – Нет никакой гарантии, что у меня хоть что-то получится.
– Сделай все, на что способна, – попросил Курц. И тут у него в кармане зазвонил мобильный. Он отвернулся в сторону от Арлин и нажал кнопку ответа.
– Ты хотел, чтобы я сказал тебе, когда этот Длинноствольный Индеец снова придет в „Блюз“ в поисках тебя, Джо, – прозвучал в трубке голос Папаши Брюса.
– Ага.
– Он здесь.
Глава 13
Длинноствольный Редхок стал индейцем, уже будучи взрослым. При рождении его звали Дики-Боб Тинсли, и ему было наплевать на индейскую кровь, доставшуюся ему по материнской линии. В двадцать шесть лет он был арестован за хранение краденых драгоценностей и на суде услышал саркастическое замечание судьи насчет того, что мог беспошлинно торговать ими по причине этой самой доли индейской крови.
Длинноствольный Редхок тщательно выбирал себе имя. „Красный сокол“ – клановое имя индейцев племени тускарора. Хотя он и не принадлежал к этому племени. Просто его страстью были большие пушки, а „Рюгер Магнум“ калибра 0.357 дюйма, именовавшийся „Длинноствольным Редхоком“, нравился ему больше всего. И первую, и вторую жену он убил именно из такого пистолета. Каждый раз ему приходилось со слезами на глазах выкидывать подальше любимую пушку, а потом грабить магазины, торгующие выпивкой, чтобы немедленно купить новую. Когда второй его пистолет уже ржавел, лежа в земле резервации, неподалеку от места жительства второй жены, он взял на дело абсолютно никчемную „Беретту“ калибра 0.22 дюйма и попался. После этого его посадили в Аттику.
Последним его желанием, которое он высказал на суде, было желание сменить имя, и судья не без удивления удовлетворил его просьбу.
Все те годы, что Длинноствольный провел рядом с Курцем в Аттике, он прекрасно знал, кто такой Курц, но не рисковал с ним связываться, хотя и превосходил его размерами (как и большинство других людей). Длинноствольный считал Курца чокнутым ублюдком. А кем еще можно считать человека, затеявшего в душе поножовщину с Черным Мусульманином мофо Али и убившим его. Надурившим охрану, в результате чего это дело сошло ему с рук. Мусульмане из блока „Д“ назначили цену в пятнадцать тысяч долларов за его голову. Чокнутый ублюдок, кто же еще. Длинноствольному такой на фиг не сдался. Он лучше будет водить дружбу с ребятами из Арийского Братства и платить своему адвокату за то, чтобы его представили жертвой дискриминации коренного населения Америки и выпустили из тюрьмы досрочно.
Но минувшей зимой Героинчик Фарино, продолжавший сидеть в Аттике за убийство, передал Длинноствольному через свою сестру, Анджелину Как-Ее-Там, что заплатит десять тысяч за голову Джо Курца.
Неплохо, подумал Длинноствольный. Соблазнительно выглядящая сестра Героинчика выдала ему аванс в две тысячи долларов, и он ушел в недельный запой, обдумывая план действий. Убить Курца будет не слишком трудно, поскольку у Длинноствольного уже имелся очередной „Длинноствольный Редхок“ калибра 0.357, нож типа „Боуи“ с двадцатисантиметровым лезвием, и Курц еще не знал, что за ним охотятся.
Но этот Курц каким-то немыслимым образом обо всем проведал, неожиданно заявился в резервацию Тускарора к северу от Буффало и вызвал Длинноствольного на честный бой. Он даже отбросил в сторону свой пистолет. Длинноствольный ухмыльнулся, вытащил свой огромный нож и сказал Курцу что-то вроде „О , кей, Курц, посмотри, что у меня для тебя есть“. Курц не остался в долгу, ответив: „А у меня для тебя есть сорок пятый“. Вытащил из-под куртки второй пистолет и прострелил Длинноствольному колено.
Это было очень больно.
Поскольку Курц пригрозил рассказать кое-что насчет места захоронения двух покойных жен Длинноствольного – зря Редхок в свое время хвастался на эту тему, – индейцу пришлось сказать копам, что он случайно нажал на курок, когда чистил пистолет своего приятеля. Копов эта история не слишком впечатлила, но им было, в общем-то, наплевать на покалеченное колено Редхока, и они оставили его в покое.
