Полковник Тринх засунул за пояс револьвер Курца и вынул из кобуры "Глок" калибра 9 миллиметров. Двое телохранителей направили вперед стволы своих "М-16".
Курц посмотрел на подъездную дорогу на севере от дома.
– Нет, мистер Курц, для вас самым легким путем будет этот, – сказал майор, кивнув в сторону почти отвесной лестницы, спускавшейся по склону утеса.
Курц подошел поближе к краю и посмотрел вниз, готовый к тому, что телохранители толкнут его в спину.
Это была даже не лестница. Скорее, уходящая вниз грань пирамиды. Огромные ступеньки высотой в шестьдесят, если не семьдесят, сантиметров были вырублены прямо в скале. Внизу, едва ли не в ста метрах, чернела асфальтовая дорога.
– Вы шутите, – сказал Курц.
– Я никогда не шучу, мистер Курц, – ответил майор Майкл О‘Тул.
Курц вздохнул и подставил руки, чтобы кто-нибудь перерезал шнур, которым они были связаны.
– Несколько позже, – сказал майор. – Шериф Джери встретит вас внизу, – добавил он и кивнул одному из телохранителей. Тот с силой толкнул Курца вперед.
Курц начал падать головой вперед, пошатнулся и спрыгнул с террасы на узенькую ступень, чтобы не упасть. Удар передался в голову через позвоночник, и Курц снова едва не упал. Покачиваясь, он с трудом восстановил равновесие, двигая связанными за спиной руками.
– Скажите мистеру Гонзаге и мисс Феррера, чтобы они прибыли завтра в офис шерифа Джери ровно в полдень, – сказал ему вслед майор. – Минутное опоздание,197› и последствия будут очень серьезными. Кончина детектива Кинг будет самым незначительным из них.
Мужчина в блейзере развернул кресло и повез майора к дверям, ведущим внутрь дома. Полковник Тринх и четверо остальных вьетнамцев с винтовками у плеча встали на краю террасы и продолжали следить за тем, как Курц спускается вниз.
Поначалу Курц думал, что это будет просто. Так оно и будет, если стоящие наверху люди не пристрелят его. Вполне вероятно. Или он не спотыкнется и не покатится вниз со связанными за спиной руками. Эта возможность становилась все реальнее с каждым его шагом.
Сначала спускаться было легко. Длина лестницы где-то в пределах от шестидесяти до ста метров. При таком ужасном угле наклона точнее сказать трудно. Каждая ступень Курцу по колено, так что высота ее порядка шестидесяти сантиметров. И шириной сантиметров двадцать – двадцать пять. Если сохранять равновесие после каждого шага, отводя связанные за спиной руки назад, и аккуратно соскакивать на следующую ступень, все получится. Проще пареной репы, как говорят русские.
Если не считать того, что после первых десяти прыжков из ста, или ста пятидесяти, которые предстояло произвести, от ударов ступнями о камень заболели спина и колени. Не говоря уже о красных всполохах перед глазами и вспышках боли, пронзавших голову подобно раскаленным гвоздям толщиной с железнодорожный костыль.
Курц порадовался, что после того, как его связали, у него вынули из карманов все. И сняли с него очки Рэя Чарльза, тоже забрав их. Иначе все эти вещи уже улетели бы вниз. Было бы чертовски неудобно останавливаться и пытаться подбирать их зубами. А Папаша Брюс просто взбесится, если Курц не вернет ему очки Рэя Чарльза. С этой мыслью он соскочил на следующую ступеньку – то ли десятую, то ли одиннадцатую.
Удар передался из ног по спине. В голове взорвался фейерверк, в глазах поплыло.
Нет. Еще нет. Он справится с этой долбаной головной болью. Пусть его стошнит или он потеряет сознание, когда до конца пути останется две-три ступеньки. Но не здесь. Не здесь.
Еще три ступеньки. Похоже, они стали чуть выше. Сантиметров семьдесят. Он попробовал просто медленно спускать ногу вниз и ставить на следующую ступеньку. Так легче. Но боль все равно пронзала спину, проходила через голову и выходила в дырку на правой стороне каждый раз, когда он ставил ногу на каменную поверхность. Удерживать равновесие со связанными за спиной руками при таком способе спуска оказалось труднее. Кроме того, ему слишком туго и давно связали руки. Циркуляция крови в ладонях и запястьях нарушилась. Они онемели, а по предплечьям медленными ручейками распространялась боль. Иголочки бежали вверх по рукам, как маленькие зверьки, спасающиеся от лесного пожара.
Что? Сохраняй концентрацию, Джо, сказал он себе и остановился на очередной ступеньке. Пальцы ног свисали с ее края, пот заливал глаза так, что его нельзя было сморгнуть. И уж конечно – стереть рукой. Курц посмотрел вверх. Там виднелись темные фигуры. Майора среди них не было, а вот полковник Тринх был. Он не улыбался, как остальные вьетнамцы. Они-то наслаждались зрелищем. Может, даже делали ставки, с какой из ступеней Курц свалится. Тринх тоже выглядел довольным. Слишком довольным, чтобы улыбаться.
Сохраняй концентрацию, повторил про себя Курц. Утес по обе стороны лестницы сложен из скользкого известняка с вкраплениями гранита. Достаточно крутой, хоть и представляет собой мешанину из валунов и грязи. На камнях лишайники, местами – трава и дубовый кустарник. Но перебираться туда не стоит. Чистое самоубийство. Даже со свободными руками и нормальной циркуляцией крови в них по такому скользкому склону спустится только профессиональный скалолаз.
Курц соскочил на следующую ступеньку, подождал, пока погаснет фейерверк в голове и перед глазами, и прыгнул снова.
Не думаю, что доктор Сингх одобрил бы такую физиотерапию при сотрясении мозга, подумал он.
Кто такой доктор Сингх? – тупо спросил сам себя Курц. Как здорово. Головная боль плыла волнами, скользила, словно серфер по океанской волне – медленно подымаясь, опускаясь, потом резко взлетая или падая.
Он спрыгнул на следующую ступеньку, пошатнулся, удержал равновесие, подвинулся к краю и сделал следующий шаг. Интересно, ему кажется или с каждым шагом ступеньки становятся все уже? Когда он старался покрепче встать на ноги, пальцы свисали вниз, а пятки скреблись по стене. Курц двинулся дальше. Как хорошо, что он сегодня надел кроссовки. Хотя старые армейские ботинки подошли бы еще лучше. Лодыжки болели, а пятки внутри обуви уже стерлись до крови.
Он спрыгнул еще раз. И еще. Пот окончательно залил глаза. К боли добавилось жжение.
"Хуже уже некуда…", – вспомнил он строку из старой военной песни. Никогда в это не верил, подумал Курц. Если жизнь чему меня и научила, то только одному: хуже всегда есть – как бы плохо уже ни было.
И хлынул дождь. Точнее, ливень.
Волосы Курца мигом прилипли к голове. Он попробовал языком стекающую с головы воду и почувствовал привкус крови. Из раны. Воду из глаз и с ресниц не сморгнешь, придется постоять на ступеньке. Непонятно, сколько он уже прошел. Полпути, две трети или четверть. Голова и шея болели слишком сильно, чтобы пытаться смотреть вверх. Смотреть вниз тоже не хотелось.
Хуже всегда есть – куда.
Рядом полыхнула молния. Курц на несколько секунд ослеп. Ударная волна грома чуть не сбила его с ног. В воздухе запахло озоном. Мокрые и окровавленные волосы Курца попытались встать дыбом от пронизавшего воздух электричества, а склон холма засветился.
