Она подошла ко мне – медленно, точно усилие давалось ей с болью, которую она не желала признавать, но которая, тем не менее, тормозила каждое ее движение – и остановилась правым боком к камину.
– Хочешь отправиться к сестре, да? – спросил я.
Нежно-розовые, точно розовая сердцевина морской раковины, губы медленно-медленно расплылись в улыбке. На неподвижном, словно маска, лице мелькнул проблеск понимания.
Я поднялся на ноги. Сердце неистово колотилось в груди.
Мекаре подняла руки, развернув их ладонями внутри. Теперь пальцы у нее находились на уровне глаз.
Левая рука замерла неподвижно, а правая метнулась к правому глазу.
Я вскрикнул, но все произошло слишком быстро, я не успел ничего предотвратить. Вырванный глаз валялся на полу, по шее у Мекаре струилась кровь, а сама Мекаре так же молниеносно продолжала вкапываться двумя пальцами внутрь пустой глазницы, сминая и разрывая мягкие внутренние кости черепа, расположенные за глазом. Слышался тихий треск.
До меня дошло.
Мекаре умоляюще подалась вперед, ко мне, из груди ее вырвался тихий отчаянный вздох.
Взяв ее голову обеими руками, я припал губами к кровоточащей глазнице. Могучие руки Мекаре ласково гладили меня по голове. И я принялся сосать – с такой силой и мощью, как никогда еще не втягивал в себя кровь. Вместе с кровью в меня хлынул мозг, густой, тягучий и сладкий, как кровь. Сгустки вязкой ткани наполнили мне рот, щекоча мягкое нёбо, потекли ниже, в горло.
Мир потемнел. Померк.
А потом вдруг взорвался светом. Я не видел ничего, кроме света. Сверкающие галактики расцветали и рассыпались огнями, мириады бесчисленных звезд пульсировали и гасли, а свет становился ярче и ярче. Я услышал собственный свой крик – далекий, слабый.
Тело Мекаре обмякло в моих объятиях, но я не дал ей упасть. Я прижимал ее к себе, продолжая неутомимо вытягивать кровь и жидкую ткань, продолжая жадно сосать, слушая, как мерное биение ее сердца становится все громче и оглушительней – и вдруг оборвалось. Я глотал и глотал, в рот мне теперь текла одна только кровь. Сердце у меня разрывалось.
Я опустил Мекаре на пол, но ничего не увидел. Снова сплошная тьма. Тьма. Катастрофа. А потом – свет, ослепительный свет.
Я лежал на полу, раскинув руки и ноги. По всему телу у меня прокатывалось, растекалось жгучее течение. Оно словно бы обшаривало меня, орган за органом, часть за часть, струилось через отделы сердца, заполоняло каждую клеточку, перебирало все подряд – кожа, руки, ноги, лицо, голова… Подобно электричеству, оно прожигало путь по проводам моего тела. Свет делался все ярче и ярче, руки и ноги у меня неконтролируемо подергивались, но в целом ощущения были совершенно экстатическими, и постепенно они завладели всем моим телом – ткани и кости внезапно словно бы собрались заново, стали этим невесомым и прекрасным существом – мной.
Тело мое превратилось в этот свет – пульсирующий, дрожащий, мерцающий свет, яркий и ослепительный. Он изливался, бил из пальцев на руках и ногах, из детородного органа, из черепа. Он вновь и вновь зарождался во мне, в глубинах моего бьющегося сердца, растекался во все стороны, и я казался себе просто огромным, небывало огромным, сгустком непрестанно расширяющегося света, слепящего света, дивного и совершенного.
Я снова закричал и услышал свой крик словно со стороны. Я и не осознавал, что кричу, просто вдруг услышал.
Свет вспыхнул с новой силой, и я подумал, что ослеп навсегда, но тут различил потолок у себя над головой и круглую люстру – яркие призматические цвета дробящихся лучей. Комната снова образовалась вокруг меня, словно спустилась с небес. Вдруг оказалось, что я не лежу ничком, а стою на ногах.
Ни разу за все века своего существования я не ощущал подобного могущества. Даже взмывая в поднебесье при помощи Облачного Дара – наслаждаясь полнейшим бесстрашием, бесшабашностью и безграничностью обретенных сил.
Я словно бы уже вознесся к звездам – а ведь даже из комнаты еще не вышел.
Я посмотрел на Мекаре. Мертва. Осела на колени, а потом завалилась на правый бок, так что вырванного глаза стало не видно, а слева лицо ее выглядело как всегда – прекрасно и безупречно. Глаз полуприкрыт, точно во сне. До чего же хороша, до чего безупречна – цветок, оброненный на дорожку в саду, всей своей жизнью предназначенный для этого мимолетного момента.
В уши мне ворвался рев ветра. Ветер и пение, словно я очутился в царстве ангелов. А потом – голоса, голоса отовсюду, вздымающиеся и утихающие, точно шум волн, неумолчные голоса, всплески голосов – словно кто-то плескал на стены моей вселенной расплавленное золото красок.
– Ты со мной? – прошептал я.
– С тобой, – отозвался он у меня в голове – ясно и отчетливо.
– Видишь ли ты то же, что и я?
– Да, и это прекрасно.
– Слышишь ли ты то же, что и я?
– Да, и это прекрасно.
– Взор мой остер, как никогда прежде, – сказал я.
– И мой.
Нас обволакивало облако звуков – безграничных, нескончаемых, сплетающихся в одну великую симфонию.
Я поглядел на руки. Они пульсировали, как и все мое тело, как и весь дивный мир кругом. Никогда еще собственные руки не казались мне таким чудом и совершенством.
– Это твои руки? – спросил я.
– Мои, – уверенно отозвался он.
Я повернулся к зеркалу.
– Твои глаза? – спросил я, глядя в глаза своему отражению.
– Мои.
Я тихо и протяжно вздохнул.
– Мы прекрасны, ты и я.
Я разглядел в зеркале, за собственным своим все еще потрясенным лицом, отражения всех остальных. Они пришли ко мне.
Я повернулся. Все до единого пришли сюда, выстроились вдоль стены. И все пребывали в ошеломлении, все взирали на меня – и молчали. Никто не проронил ни слова, никто не бросил на тело Мекаре на полу взгляд, полный ужаса и удивления.
Они всё видели! Видели мысленным взором! Все видели и все знали. Я не проливал ее драгоценную кровь. Не поднимал на нее дерзновенную руку. Я всего лишь принял ее приглашение. Все знали, что произошло, все почувствовали это – так же безошибочно, как я в тот давний день ощутил, что Мекаре забрала Источник у Акаши.
Никогда еще никто из них – да вообще никто в мире – не казался мне таким ярким и полным особой индивидуальности. От каждого словно бы исходило свечение хрупкой силы, каждый отмечен был печатью собственной неповторимой энергии, каждый обладал собственным уникальным даром.
Я никак не мог насмотреться на них, надивиться на красоту их лиц, на тонкую смену мельчайших выражений, что пробегали у них по глазам и губам.
– Виват, Принц Лестат! – вскричал Бенджи. – Все кончено!
– Ты наш Принц! – заявил Сет.
