И конечно же, подумал я, неизбежные жуткие мысли, что вот это вот неподвижное, бездумное создание хранит в себе Священный Источник. Но так ли это и плохо? Так ли плохо хранителю Источника утратить все мысли, мечты, замыслы и честолюбивые стремления?
Восстав со своего трона, Акаша превратилась в чудовище. «Я стану Царицей Небесной», – заявила она мне, убивая смертных и призывая меня следовать ее примеру. А я, консорт, к вечному своему стыду, так легко повиновался ее приказам. Какой же ценой заплатил я за могучую Кровь и наставления, дарованные мне ею! Неудивительно, что нынче я предпочитаю отшельничество. Подчас, оглядываясь на бесчисленные приключения минувших лет, я испытываю лишь стыд.
Маарет недаром назвала свою сестру Царицей Проклятых.
Я поднялся и подошел к окну. Там мне пришлось остановиться. Слишком уж много голосов звучало вокруг в ночи. В далеком Нью-Йорке Бенджи уже начал передачу и сообщил о появлении в Париже Лестата, Дэвида Тальбота и Джесси Ривс. Многократно усиленный голос Бенджи лился из бесчисленных приемников, предостерегая молодняк: «Дети Ночи! Не приближайтесь к ним! Ради собственной же вашей безопасности – оставьте их в покое. Они услышат мой голос. Услышат, как я молю их поговорить с нами. Дайте им время. Ради собственной же безопасности – оставьте их в покое!»
Я вернулся на кушетку. Дэвид и Джесси терпеливо ждали. Уж конечно, сверхъестественной остротой слуха оба они не уступали мне.
– И потом настало время, когда к ней пришел Мариус, – промолвила Джесси, пылко поглядев на меня.
Я кивком попросил ее продолжать.
– Сам знаешь, как оно бывает. Мариус явился к Маарет, чтобы она дозволила ему покончить с Сантино, вампиром, что за много веков причинил ему столько вреда. Тем самым, что натравил на него в Венеции Детей Сатаны.
Дэвид кивнул. Я тоже кивнул и пожал плечами.
– А ей ненавистны были просьбы выступить в роли судьи. Ненавистно было, что Мариус требует от нее вершить суд и даровать ему позволение на то, что он задумал. Она не разрешила Мариусу расправиться с Сантино – не потому, что считала, что не стоит этого делать, а потому, что не хотела брать на себя роль судьи. Не хотела убийства под своим кровом.
– Это было совершенно очевидно, – вставил Дэвид.
Мариус изложил эту историю в своих воспоминаниях. Или это сделал кто-то еще. Я вполне допускал, что воспоминания Мариуса были отредактированы Дэвидом. Скорее всего. На том суде – или же трибунале – когда Мариус предстал перед Маарет со своей просьбой, стремясь отомстить Сантино, но обещая отказаться от мести, если Маарет не даст своего благословения, присутствовали Арман с Пандорой. И ведь кто-то же привел туда Сантино – только вот кто? Сама Маарет?
Не кто иной, как Мариус, заявил, что у нас должен быть правитель. Не кто иной, как Мариус, поднял вопрос власти и авторитетов. Да и чего еще могли мы ждать от вампира, причастившегося Крови в эпоху Великой Римской империи? Мариус всегда оставался рассудочным римлянином, всегда верил в закон, право и порядок.
Не он в конечном итоге уничтожил Сантино, а другой кровопийца: давний отпрыск Маарет, древний скандинав Торн, рыжеволосый романтик, только восставший из благословенного уединения в земле. И сделал он это по собственным своим причинам. В ходе жуткой и яростной схватки Торн испепелил Сантино прямо на глазах у Маарет. Она пришла в ярость, больше похожую не на гнев царицы, а на истерику оскорбленной хозяйки дома. Однако вслед за проявленным неповиновением Торн предложил Маарет драгоценнейший дар: свои бессмертные глаза.
Всю свою долгую жизнь вампира Маарет была слепа: Акаша лишила ее зрения еще до того, как она причастилась Крови. Поэтому Маарет пользовалась глазами своих жертв, смертных – но их хватало ненадолго. Торн же дал ей глаза вампира. Он попросил немую Мекаре вырвать у него глаза и отдать их ее сестре. Мекаре выполнила его просьбу. Насколько известно, с тех пор Торн томился пленником в поместье близнецов – слепой, страдающий, но, быть может, достигший гармонии с собой.
Прочитав этот рассказ в воспоминаниях Мариуса, я снова вспомнил обещание Фарида сделать для Маарет искусственные глаза – вечные и сверхъестественно острые. Выдался ли ему такой шанс?
– После того случая, после того злосчастного суда внутри Маарет что-то сломалось, – вздохнула Джесси. – Понимаешь, не из-за бунта Торна. Она любила Торна и простила его. Не стала прогонять, оставила с нами. Но сам факт, что Мариус предстал пред ней и заявил, что она должна олицетворять наш закон, что кто-то должен являть собой высшую власть – вот что ее подкосило. После этого стало слишком очевидно, что она – не верховная правительница бессмертных.
Мне никогда ничего подобного в голову не приходило. Я всегда считал, что существо столь древнее и могучее просто-напросто идет своим путем, превышающим наше разумение, лежащим за пределом наших споров и разногласий.
– Думаю, после этого она и стала разрывать связи с Великим Семейством. После этого я заметила, как она все дальше ускользает в безмолвие.
– Но она ведь время от времени призывала к себе юных вампиров, разве нет? – спросил я. – И Дэвид, ты по-прежнему приходил и уходил…
– Да, она продолжала приглашать других в архивы, – согласился тот. – Особенно же жаловала меня. Но, кажется, в те годы я тоже испытывал разочарование. Подчас мне становились невыносимы архивы и их тайные знания, что не суждено увидеть наружному миру. Она знала, что я испытываю. Знала, что от чтения о забытых городах и утраченных империях я все меньше чувствую себя человеком, теряю смысл, цель и жизненную энергию. Она все это видела. Знала.
– Но она сама как-то раз сказала мне, что мы все переживаем разные жизненные циклы, – запротестовал я. – Вот например, у меня сейчас цикл препаршивый. Вот почему мне так хотелось с ней побеседовать. Я-то думал, она – великий эксперт по части циклов отчаяния и уверенности в себе. Думал, как-то иначе-то. Думал, она самая сильная из нас всех.
– И она, в конечном итоге, не лишена слабостей, – сказал Дэвис, – точно так же, как ты или я. Весьма вероятно, ее дар выживать зависит от ее ограничений. Разве это не в природе вещей?
– Мне-то какого дьявола знать! – огрызнулся я, но он лишь улыбнулся в ответ, точно, как и всегда, понимал причины моего дурного нрава. Пропустив мой выпад мимо ушей, он повернулся к Джесси.
– Да, она приводила молодежь в свое убежище, – вернулась та к прежней теме, – но лишь немногих. А потом, четыре года назад, случилось непредвиденное.
Она глубоко вздохнула и откинулась назад, упершись подошвой туфельки в кофейный столик. Такая маленькая и изящная туфелька из коричневой кожи.
Дэвид ждал. Из мира за пределами нашей гостиной до меня вновь донесся голос Бенджи, ведущего передачу из Нью-Йорка: «Говорю вам – если не хотите катастрофы, оставьте их. Слушайте меня. Пусть мой голос взывает к ним, умоляет прийти к нам, поговорить с нами – но не приближайтесь к ним. Вы знаете, каково их могущество. Знаете, на что они способны».
