– А Фарид – что он-то говорит про эту боль? – спросил я.
– В том-то и дело. Маарет не стала звать к нам Фарида. Я же говорила – она вообще никого к нам не приглашает. Если она и писала ему по электронной почте, мне о том ничего не известно. Если понимаешь, ее погруженность в компьютер – тоже одно из проявлений общей отстраненности от мира. Я пришла рассказать вам все это, потому что считаю – вы должны знать. Вы оба. И должны поделиться этим знанием с Мариусом и со всеми остальными, с кем сочтете нужным.
Она откинулась на спинку кресла и глубоко вздохнула, точно говоря себе: ну вот, дело сделано, ты призналась, нельзя взять назад сказанное.
– Теперь она защищает всех от Мекаре, – негромко произнес Дэвид. – Потому и таится.
– Да. И, как я уже говорила, она оборвала все связи со своей человеческой семьей. Ночь за ночью мы проводим в мире и спокойствии. Когда я ухожу, она не спрашивает, куда это я собралась, а когда прихожу – не интересуется, где я была. Она наставляет меня во множестве всяческих мелочей – как было всегда. Но более не посвящает меня ни во что важное и серьезное! Честно говоря, она ведет себя так, точно за ней непрерывно следят, неотступно наблюдают.
Ни я, ни Дэвид не проронили ни слова, но я прекрасно понимал, что она имеет в виду. Сам же я пребывал в нерешительности. Я был еще не готов поделиться с ними своими смутными и тревожными подозрениями. Я и с собой-то ими еще толком не поделился.
– И все-таки, – сказал Дэвид, – возможно, это Хайман устроил пожар и убил молодых вампиров.
– Да, не исключено, – согласилась Джесси.
– Но считай Маарет, что это и правда Хайман, она бы уж что-то да предприняла, – возразил я. – Считай она, что по-другому никак, она бы уничтожила его. Нет, это Мекаре.
– Как бы она убила Хаймана? Он не слабее ее, – проговорил Дэвид.
– Ерунда. Что-нибудь придумала бы, – стоял на своем я. – Любого бессмертного можно обезглавить. Мы сами видели на примере Акаши. Ей отсек голову огромный обломок стекла.
– Правда, – согласилась Джесси. – Маарет сама мне рассказала об этом, когда причастила Крови. Сказала, в будущем я стану такой сильной, что уже ни огонь, ни солнце меня не убьют. Но верный способ убить любого бессмертного – отсечь голову от сердца и подождать, пока не вытечет вся кровь. Это было еще до того, как в Сономе объявились вы с Акашей. Ровно это с Акашей и произошло. Только Мекаре взяла голову Акаши и выела оттуда мозг, пока еще не вытекла вся кровь.
Мы долгое время молчали, погрузившись в раздумья.
Потом Дэвид негромко заметил:
– Но опять же, не было и малейших признаков, чтобы Мекаре осознавала свою силу.
– Верно, – кивнула Джесси.
– Однако если вся эта история – ее рук дело, выходит, она знает, на что способна, – продолжал Дэвид. – И значит, за Маарет надо неусыпно бдить и следить за ней.
– Наверное.
– И к чему все идет? – спросил я, стараясь, чтобы в моем голосе не слышалось раздражения. Я любил Мекаре.
– Не думаю, что она уничтожит себя и Мекаре, – отозвалась Джесси. – Но точно не знаю. Знаю лишь, что она все время слушает передачи Бенджи из Нью-Йорка. Слушает их по компьютеру. Садится и все слушает, слушает – часами. Слушает всех молодых вампиров, что звонят Бенджи. Слушает все, что у них есть сказать. Думаю, пожелай она уничтожить все наше племя, уж меня бы точно предупредила. Скорее всего, это в ее планы не входит. По-моему, она целиком и полностью согласна с Бенджамином. Все очень плохо. Все изменилось. И дело не только в твоей музыке, Лестат, и появлении Акаши. Дело в самой эпохе, в скорости технического прогресса. Кажется, я вам уже говорила, как она сказала мне, что всем институтам и организациям, основанным на строжайшем соблюдении тайны, грозит опасность. Сказала, эту эпоху не переживет ни одна система, строящаяся на эзотерическом знании или тайнах магии. Ни одна новоявленная религия в наши дни долго не продержится. Не выживет ни одна группа мистиков. Маарет предсказала, что в Таламаске скоро начнутся большие перемены. «Сами по себе люди не меняются, – сказала она. – Они лишь приспосабливаются. И в процессе приспособления будут безжалостно исследовать все тайны и загадки, пока не откроют основные законы, что стоят в основе любой из них».
– Вот и я точно так же считаю, – вставил я.
– Да, тут она права, – согласился Дэвид. – В Таламаске и впрямь произошли перемены – о которых я и хотел вам рассказать. Вот почему я звал тебя, Джесси. Я не смел беспокоить Маарет, когда она так явно не желает, чтобы ее беспокоили, но, должен признаться, надеялся услышать от тебя о ней, и теперь пребываю в некотором замешательстве. По сравнению с этими новостями то, что произошло в Таламаске, не так уж важно.
– Ну и что там все-таки произошло? – Я про себя гадал, не слишком ли назойлив. Но, не понукай я Джесси с Дэвидом, они бы на каждом шагу впадали в долгое многозначительное молчание, да так и сидели бы, выразительно глядя друг на друга – а я хотел информацию.
Информационная эпоха. Пожалуй, я вполне вписался в нее, хоть и неделями забываю пользоваться айфонами, а каждые пару лет вынужден заново учиться отправлять электронные письма, да и, садясь за компьютер, неизменно обнаруживаю, что с прошлого раза все позабыл.
– Тут помогает только одно, – откликнулась Джесси на мои невысказанные мысли. – Надо пользоваться этим всем регулярно. Мы же все знаем: мозги у нас исключительные, но сверхъестественных способностей в обучении не дают – лишь в тех областях знания, коими мы успели овладеть, пока были еще людьми.
– Ну да, твоя правда, – признал я. – Я-то считал, все обстоит иначе – потому что, уже причастившись Крови, с легкостью выучил латынь и древнегреческий. Но ты абсолютно права. Так что вернемся к Таламаске. Полагаю, они там уже оцифровали все свои архивы?
– Да, вот уже несколько лет как закончили, – подтвердил Дэвид. – Все оцифровано. Все реликвии хранятся в музейных условиях в Обителях Амстердама и Лондона. Каждый предмет сфотографирован, снят на видео, описан, изучен, классифицирован – и так далее, и так далее. Эта работа началась уже много лет назад, когда я еще был верховным главой ордена.
– Ты разговаривал с ними непосредственно? – спросила Джесси. Сама она никогда этого не хотела. Причастившись Крови, она не желала более общаться ни с кем из прежних друзей. Это я, не она, привел к нам Дэвида. Некоторое время я развлекался тем, что дразнил Таламаску, играл с ними, снова и снова подстраивал встречи с членами ордена. Теперь-то я давно бросил эти игры.
– Нет, – ответил Дэвид. – Я их не беспокоил. Но время от времени посещал моих старых друзей на смертном одре. Почитал это своим долгом. Мне ведь совсем нетрудно проникнуть в наши Обители, в палаты умирающих. Я хотел проститься со старыми друзьями – я знал, что они чувствуют. Умереть, так и не получив ответа. Умереть, так и не узнав в Таламаске ничего принципиально нового, сверхъестественного, потустороннего! Все, что мне известно сейчас о положении дел в Таламаске, я узнал из этих встреч и в результате тайного наблюдения. Да, я просто наблюдал, подслушивал, рыскал вокруг, улавливал мысли тех, кто догадывался, что их слушают, но не знал, кто именно.
