– Появление все новых и новых юных вампиров ослабляет его, – промолвил Тесхамен. – Распыление Крови в конце концов делает ее слабее. Такова моя догадка – но не более чем догадка. Пожалуй, мне, как ученому, следовало бы выразиться – рабочая гипотеза. Хоть нам неведомы пределы могущества Амеля, но они все же есть. Гремт с Амелем знали друг друга в царстве духов, пусть людские слова и бессильны описать то, что им друг о друге ведомо.
Гремт – могущественный дух, обладающий телом, которое он сам для себя создал при помощи некой разновидности эфирного магнетизма. О, даже после стольких веков напряженных исследований Таламаска знает о физической, научной природе сверхъестественного не больше, чем прежде. Подозреваю, вампирский доктор, Фарид, уже открыл несравненно больше, чем мы. Мы подходили к данным эмпирически, с исторической точки зрения. Он же рассматривает их с точки зрения науки.
Мариус промолчал. Да, он знал о Фариде и Сете. Дэвид Тальбот рассказывал ему о них. Однако сам он с ними ни разу не встречался, предполагая (ошибочно, как выяснилось), что Маарет не потерпит их экскурса в точные науки. Говоря по правде, его это вообще не слишком-то интересовало. У него имелись свои причины, отчего он решил жить вдали от прочих Пьющих Кровь, в обществе одного лишь Дэниела. Тот много раз ненавязчиво намекал, как бы ему хотелось познакомиться с Фаридом и Сетом, но Мариус никогда не относился к словам младшего друга всерьез.
– Как бы там ни было, – продолжал Тесхамен, – у этих незримых существ есть свои пределы. Есть они и у Амеля. Хотя ведьмы в древности предполагали, что он безграничен, это не так. Невидимость не означает безграничности. И сдается мне, сейчас он недоволен тем, до какой степени его опустошили. Захочет ли он ограничить популяцию вампиров – а если да, то до какой степени? Никому не ведомо.
– Равно как никому не ведомо, в самом ли деле он терял осознание происходящего, – добавил Мариус. Ему тотчас же вспомнились многие-многие факты. – Что, если две тысячи лет назад именно он, Амель, надоумил злополучного жреца из Александрии оставить тела Матери и Отца на солнце? Должно быть, на каком-то уровне он догадывался, что Мать и Отец уцелеют, зато юные вампиры сгорят, а вампиры постарше будут страдать, как страдал ты. Что, если Амель знал это заранее?
– А когда Акаша пробудилась, – подхватил Дэниел, – когда она отправилась за Лестатом. Вдруг причиной тому тоже был Амель?
– Этого мы знать не можем, – отозвался Тесхамен. – Однако сдается мне, эти вспышки самосознания происходят в нем чаще и отчетливее, когда тело, в котором он обитает, не наделено могучим разумом, который бы вступал в противоборство с его кипящим умом.
«Кипение» – вот уж и в самом деле подходящее слово, мысленно согласился Мариус. Оно же сейчас как нельзя лучше описывало и собственные его размышления. Он лихорадочно пытался вспомнить столько всего разного сразу – все те разбросанные по столетиям случаи, когда пил кровь Акаши и наблюдал видения, кои, как он считал тогда, приходили от нее. А вдруг вовсе не от нее? Вдруг от Амеля?
– Ну и какова цель? – не унимался Дэниел. – В смысле, его цель. Ограничить наше число?
– О, сдается мне, он грезит о чем-то гораздо большем, – вступил в разговор Мариус. – Но откуда нам знать, каковы его устремления?
– Он злится, – сказал Дэниел. – Когда он забирался ко мне в голову, то был в полной ярости.
Мариус содрогнулся. А он ведь так надеялся, что ситуация как-нибудь разрешится сама собой, что ему не придется вступать в игру, что время, когда он держал в своих руках выживание всего вампирского племени, уже в прошлом. Разве он не заботился о Матери и Отце добрых две тысячи лет? Однако становилось понятно: больше оставаться сторонним наблюдателем нельзя.
– И что ты хочешь от нас? – спросил Дэниел.
– Как можно скорее присоединяйтесь к Луи, Арману и Бенджи. Что бы ни случилось, но вы, вампиры, порожденные этим духом и зависящие от него, должны собраться все вместе и приготовиться к действию. Отправляйтесь к ним немедленно. Придешь ты – подтянутся и остальные.
– А разве сам ты не один из нас? Ты не придешь?
– И да, и нет. Я давно уже избрал для себя путь Таламаски: наблюдать, но не вмешиваться.
– Сомневаюсь, что старый обет имеет сейчас хоть какое-то значение! – заметил Мариус.
– Друг мой, думай, что говоришь, – упрекнул его Тесхамен. – Я отдал свою жизнь в руки Гремта, отдал ее ему и моим собратьям из Таламаски. Я – единственный вампир среди них. Разве я могу теперь их покинуть?
– Но зачем тебе их покидать? – удивился Мариус. – Почему ты не можешь просто помочь нам? Ты же сам сказал, что Гремт явился в наш материальный мир, чтобы следить за Амелем.
– А что, если Гремт решит, что надо уничтожить тело, в котором обитает сейчас Амель? – спросил Дэниел. Голос его звучал спокойно, раздумчиво и здраво, без тени страха. – Ну, то есть в прошлый раз на гибель была обречена душа Акаши, но не существо, которое ее оживляло. А если погибнет оно, умрем и все мы.
– Ах, но не Таламаска обрекла душу и тело Акаши на гибель, – возразил Тесхамен. – Ее убила Мекаре, и она же, Мекаре, вместе со своей сестрой-близнецом удалила из нее Священный Источник. Мы, остальные, никаких решений не принимали.
– Да просто вам и не пришлось, – сказал Дэниэл. – Разве нет?
Тесхамен пожал плечами и примирительно развел руками, словно соглашаясь.
– А теперь можете и решить – ты ведь к этому клонишь? – продолжал Дэниел. – Вы с Гремтом и Хескет, и кто там с вами еще – возьмете да и решите уничтожить самого Амеля.
– Не знаю, – негромко отозвался Тесхамен. – Знаю только, что я поддержу Гремта во всем.
– Даже если сам погибнешь? Или ты уверен, что сможешь вернуться – как вернулась Хескет?
Тесхамен снова приподнял руку, но на сей раз – урезонивающим жестом.
– Дэниел, – тихо произнес он. – Я и вправду не знаю.
Мариус молчал, стараясь набраться мужества – настоящего мужества, чтобы сказать: «Если так суждено, я поддержу ваше решение». Но мужество не набиралось. Очень уж хотелось получить хоть тень альтернативы, хоть маленький шанс на то, что удастся сдержать или обуздать Голос, не жертвуя при этом всем, что он, Мариус, знал и любил.
– Амель убивает лишь Тех, кто Пьет Кровь, – промолвил он. – Зачем же казнить его за это? Даже теперь он не причиняет никакого вреда миру в целом.
Лицо Тесхамена было непроницаемо – лишь все те же искренность и доброта.
– Покамест могу сказать вам только то, что мы в стороне не останемся, – сказал он. – Мы с вами. Вот почему я здесь. Я уверен, со временем и Гремт придет к вам. Однако когда это случится – не знаю. Гремту ведомо многое, очень многое. Мы ваши друзья. Подумай о прошлом, вспомни, как некогда Таламаска поддерживала и утешала тебя, как она помогла тебе разыскать Пандору. Мы никогда не были врагами тебе или иным вампирам.
– О да, мой дорогой друг прошлых лет, Рэймонд Галлант, очень помог мне, – согласился Мариус. – Он отдал вам всю жизнь, а умер, даже не узнав, кто основал орден. Умер, не узнав, кто мы такие.
