В комнате – никого. Грома тоже не слышно. Да его и не могло быть. За окном царила тишь, а саму комнату освещала яркая полуночная луна.
До позднего вечера просидев вместе со своими спутниками за столом, он, никому ничего не сказав, вышел на крыльцо и увидел, что у ворот стоит запряженная лошадьми коляска.
– Кого-то привез? – поинтересовался полковник, подойдя к кучеру.
– Кого мне привозить? Вас жду, – ответил тот. И только сейчас, по голосу, князь узнал Вуека.
– Меня? Странно. И давно томишь лошадей?
– Как отвез пани Власту в имение, так сразу и вернулся.
– Зачем?
– Сказал уже, – грубовато напомнил Вуек, – чтобы дождаться вас.
– Но ведь застолье должно длиться до позднего утра. В этом нас заверила сама Власта.
– Для остальных – до утра. А вас молодая графиня приказала дождаться.
«Вот змеиное отродье! – проворчал про себя Гяур. Однако вслух ничего не сказал, разве что нервно рассмеялся. – Хотелось бы знать, что она на сей раз замыслила?».
– Почему же ты не зашел, не предупредил?
– Так ведь не велено заходить. Велено ждать, когда вам надоест веселиться, а уж тогда отвезти к дому для гостей. Там вам уже отведена комнатка.
– Но мне не хотелось бы тревожить остальных. Веселье в самом разгаре.
– Зачем же их тревожить? Садитесь в экипаж, господин полковник, и не истощайте себя всякими там заморочками. Чувствуете, как потеплело? Словно и не было грозы. И луна, вон – слегка остывшее солнце, да и только.
– Лучше вернись и предупреди, что я, мол, устал, а потому отправился спать.
– Предупрежу, конечно, чтобы не бросились искать. Однако дорога тут недальняя.
Войдя в предназначавшуюся для него комнату, Гяур сразу же, едва коснувшись лицом подушки, уснул. Это был даже не сон, а глубокое забытье, в которое может впадать разве что смертельно уставший человек, усталость которого накапливалась не в течение одного дня и не в течение одной дороги.
Да, это действительно было забытье, способное не только восстанавливать силы, но и возрождать, оздоравливать все естество, дабы к утру человек мог предстать перед миром не просто отдохнувшим, но очищенным и невинно праведным.
Судя по всему, его сон выдался именно таким, только очень коротким. Причем проснулся князь от того, что вроде бы кто-то негромко, нежно будил его: «Проснитесь, князь. Проснитесь и выйдите во двор».
Подчиняясь этому гипнотическому навеиванию, Гяур подхватился так, словно услышал тревожный зов полкового рожка, быстро оделся и с каким-то странным, встревоженно-благостным предчувствием вышел из дома.
Остановившись на крыльце, князь увидел, что, несмотря на полночь, окна большого графского дома, расположенного в том конце сада, все еще освещены. Однако доносились оттуда не говор и смех гостей, а взволнованно громкие голоса и причитания. Кроме того, по саду передвигались какие-то люди с факелами. А чуть правее дома, на берегу реки, на холме, с которого вчера ксендз осенял крестом бурлящие пороги, полыхал огромный костер.
– Эй, слуги или кто-нибудь! Что это там происходит?! – громко поинтересовался Гяур, однако ему никто не ответил. Он повторил свой вопрос, но его крик был похож на глас вопиющего во сне.
Ночь выдалась сырой и холодной, и князь, вышедший в одной рубашке, почувствовал, что насквозь продрог.
«Неужели мне решили продемонстрировать сатанинские пляски местных ведьм, слетевшихся по призыву Ольгицы? – недоумевал князь, возвращаясь в комнату. – А ведь похоже, что так оно на самом деле и есть!»
Надев китель, он еще, для верности, набросил на плечи висевший в прихожей плащ-дождевик и только тогда снова вышел на крыльцо.
К костру на холме теперь уже двигалась целая факельная процессия. Несколько скрипачей играли какую-то грустную цыганскую или венгерскую мелодию. Плач и причитания, доносившиеся со стороны процессии, совершенно не увязывались с духом этой мелодии, поэтому еще сильнее интриговали князя. Но самое странное: Гяур не мог понять, почему его никто не предупредил, что этой ночью здесь должно будет происходить нечто подобное? Почему хозяева не пригласили его принять участие в этом шествии, независимо от того, какой именно обряд они там совершают? Или хотя бы не позволили ему стать зрителем?
Считая, что должен исправить это недоразумение, Гяур ступил на дорожку, прошел несколько метров, однако у небольшой беседки путь ему неожиданно преградила темная фигура человека с погашенным факелом в руке.
– Кто вы? – резко спросил полковник, инстинктивно пытаясь схватиться за рукоять сабли, которую, увы, оставил в комнате.
– Я это, ясновельможный князь, Вуек, эконом имения графини Ольгицы. Не узнаете разве? Не опасайтесь.
– Опять ты? Что ты здесь делаешь? Уж не меня ли охраняешь?
– Пробыл в доме француженки, пока паны офицеры не улеглись спать, и сразу же вернулся, – уклончиво ответил эконом, ничего, собственно, этим объяснением своим не объясняя.
– Значит, они остались там? – не пытался настаивать на более членораздельном ответе. – Это хорошо.
– И девки – тоже.
– Бог с ними, с девками. Что происходит в доме графини Ольгицы? Что это за костер у реки, словно там кого-то сжигают по приговору инквизиции? – Гяур пытался пройти мимо Вуека, но тот снова, уже более решительно, преградил ему дорогу к особняку хозяек. А откуда-то из-за беседки появились еще двое мужчин, вооруженных саблями.
– То есть хотите сказать, что мне вообще запрещено подходить туда?
– Мы не можем запретить вам этого, поскольку не решимся останавливать вас силой оружия, – удрученно просветил его Вуек. – Однако пани Ольгица и пани Власта очень просили пана полковника не появляться там. А коль так, надо бы уважить и не идти.
– Чего они опасаются?
– Может, опасаются, может, щадят, но просили не приближаться ни к процессии, ни к костру. Такова их воля.
Те двое, с саблями, очевидно, надворные казаки из охраны имения, стояли молча, но с аллеи не сходили. И Гяур засомневался в том, что они действительно не решились бы оголить оружие, если бы он не прислушался к просьбам владелиц усадьбы.
– Но тогда хоть вы объясните по-человечески, что там происходит? И почему этот ритуал совершается в такой великой тайне от гостей?
– Об этом тоже не велено говорить, – угрюмо стоял на своем Вуек. – Утром пани Власта сама вам все объяснит, если будет на то ее воля.
– Значит, я в самом деле должен поверить, что на холме совершаются какие-то бесовские обряды?
– То, что вы сказали сейчас, ясновельможный князь, не далеко от правды. Только Христом Богом молю: вернитесь к себе. В случае непослушания вас приказано было закрыть и не выпускать до утра. Я не успел сделать этого. Только сейчас направился к вам, но заметил, что вышли, и скрылся в беседке. Видите, еще двое слуг стоят. Они вооружены.
