– Кого это вы притащили сюда? – брезгливо поморщилась «владычица морей и колоний».
– Того, кто все еще мнит себя маркизом д’Атьеном, – с той же брезгливостью уведомил ее Кара-Батыр.
Диана внимательно осмотрела его: жесточайше избит, одежда изорвана, глаза упрятаны за огромными кровоподтеками.
– Кажется, у вас появились жалобы на негостеприимство моих воинов, маркиз д’Атьен?
Маркиз попытался подняться с колен, но это ему не удавалось. Как оказалось, он вконец обессилел. В том, что Кара-Батыр был мастером пытки, графиня убеждалась уже не раз.
Когда же д’Атьен с трудом поднялся и, пошатываясь, попытался приблизиться к Диане, двое татар из свиты Кара-Батыра удержали его от этой неразумной затеи, побаиваясь, как бы он не свалился ей прямо на колени.
– Маркиз признался, что это он организовал покушение на вас, графиня, – по-французски произнес Кара-Батыр. – И что стрелял его оруженосец. Умалчивает лишь о причинах, заставивших его пойти на столь мерзкий поступок.
– Это правда? – заинтригованно поинтересовалась графиня. – Вы все еще умалчиваете?
Маркиз угрюмо промолчал.
– Как вы могли дойти до столь ничтожного стремления – покушаться на саму графиню де Ляфер? – с презрением спросил его де Моле. Он и шевалье де Куньяр стояли по обе стороны от графини, словно сановники – у трона восточной владычицы.
Но, хотя граф спросил это с неподдельной ненавистью, Диане явственно послышалось: «Как вы могли так бездарно подготовить свое покушение?!»
– Я сделал это во имя возрождения нашего ордена, Великий магистр, – прохрипел маркиз. И на губах его появилась кровавая пена.
– Убить юную графиню во имя возрождения ордена?! – изумился шевалье.
– Простите, графиня, но это так, – уронил голову на грудь маркиз. Только если бы вас не стало, мы сумели бы по-настоящему возродить свой орден в могучих стенах замка Шварценгрюнден. Именно в тех стенах, где он некогда задумывался.
– Вы могли бы объяснить свое злодейство значительно проще, мой дорогой кузен, – насмешливо обратилась к нему Диана. – Не далее как вчера под вечер я виделась с местным нотариусом. Он-то и выдал мне тайну, которую обещал вам не выдавать никому и ни при каких обстоятельствах. Как оказалось, вы настойчиво выясняли у него, существует ли еще кто-либо, кто мог бы претендовать на замок Шварценгрюнден, кроме графини де Ляфер и вас. А когда нотариус заверил вас, маркиз, что в случае Божьей немилости к графине единственным наследником замка становитесь вы, – решили удариться во все тяжкие.
– Это правда? – не сдержался де Моле.
– Я действительно навещал нотариуса, – едва слышно произнес маркиз.
– Что же вы молчали, что графиня – ваша родственница? И что вы можете?.. – он осекся на полуслове, но все поняли, чего граф никак не мог простить сейчас маркизу д’Атьену.
– Вот оно что! – вскипел Кара-Батыр, разъяренно хватаясь за саблю. – Оказывается, вам захотелось стать владельцем этого замка!
– Презренный злодей! – слишком уж театрально прорычал де Куньяр, хватая маркиза д’Атьена за ворот камзола.
– Вы опозорили честь не только своего рода, но и честь ордена тамплиеров! – окончательно предавал его граф де Моле, спокойно и важно оглядев при этом всех присутствующих. После обличения маркиза он наконец почувствовал, что всякое подозрение относительно его участия в этом гнусном покушении отпало. По существу, теперь он является хозяином положения и ему предоставляется возможность окончательно завоевать доверие прекрасной графини. – Вам хорошо известно, что, по законам ордена, рыцарь, допустивший подобное бесчестие, обязан искупить свою вину собственной кровью.
– И жизнью, – уточнил шевалье. – Да-да, и жизнью – тоже, маркиз.
– Так, может, сразу же и казним его? – деловито поинтересовался Кара-Батыр. – Чего тянуть? Назовите способ казни, графиня, остальное – наша забота.
– Вот видите, как, оказывается, плохо быть единственным наследником того, что тебе никогда не принадлежало и не могло принадлежать, – огласила свой вердикт владелица замка.
– Я обращаюсь к вам, графиня, с просьбой о снисхождении, – растерянно пробубнил маркиз. – Не допустите моей позорной гибели. Смилуйтесь, помня хотя бы о нашем, пусть и далеком, но все же родстве.
– К счастью, я даже не догадывалась о нем. А молить меня о снисхождении – все равно, что пытаться разжалобить камни Шварценгрюндена. Единственное, до чего я могу снизойти, так это предоставить вам право самому избрать способ казни.
Графиня метнула на маркиза д’Атьена взгляд, преисполненный презрения, и, важно сойдя с «трона», спокойно удалилась к себе.
Оставшись одни, воины почти с минуту молча смотрели на стоявшего с поникшей головой маркиза д’Атьена, давая ему возможность самому избрать путь к судным вратам. Однако молчание угрожало затянуться до бесконечности, а маркиз все не решался и не решался объявить свою последнюю волю. Все чего-то ждал, на что-то надеялся.
– Ну, что ж, если обреченный не в состоянии сам избрать себе способ казни, следует помочь ему с выбором, испепели меня молния святого Стефания, – кончилось терпение шевалье де Куньяра. – Я видел в саде пень, который станет идеальной плахой.
– Нет, только не это! – почти запричитал д’Атьен. – Уже три моих предка погибли на плахе. Я всю жизнь молил Бога, чтобы он позволил избежать их участи.
– Яркая родословная, – ухмыльнулся де Моле.
– Поскольку Бог, при всем моем почтении к нему, не способен на такую милость, то ниспослать ее придется мне, – молвил шевалье. – Кара-Батыр, отведите маркиза в Посольскую башню. До заката солнца он может молиться, глядя в омывающие крепость воды реки. Эти же воды подскажут ему, как поступить, когда закат угаснет.
40
Пока на капитанском мостике решалась судьба кораблей, д’Артаньян, де Морель и присоединившийся к ним сотник Гуран, прихвативший с собой довольно увесистую булаву, стояли у передней мачты и внимательно следили за приближающимся к ним сторожевиком. Им казалось, что суда еще достаточно далеко друг от друга, чтобы открывать огонь, поэтому выстрел испанца прозвучал для них громом Господним. Тем более что ядро пронеслось между мачтой и надстройкой, как раз над их головами.
Мушкетеры инстинктивно пригнулись, почти касаясь руками палубы, лишь сотник остался стоять у мачты, невозмутимо опираясь на булаву и попыхивая трубкой.
– Ну, что вы хотите, д’Артаньян? – извиняющимся тоном заметил де Морель, приподнимаясь и придерживая рукой чуть было не сорванную ядром шляпу. – Эти испанцы, с их манерами…
– Не будем осуждать их, дорогой Морель. Морская жизнь, знаете ли, не располагает к светским манерам. О, по-моему, бомбардиры приглашают нас в секунданты, – заметил д’Артаньян, услышав, что орудия «Женевьевы» открыли ответный огонь.
– Возможно, у наших пушек отличные парни, но… Пушечные дуэли… в море…
