– Мне жаль, что тебя убили.
Дьюан пожал плечами.
Майк прикусил губу. В конце концов он должен спросить об этом.
– Это было больно? Я хочу сказать больно, когда тебя убивают?
Теперь Дьюан ел яблоко. Чуть помолчав, ответил:
– Конечно, больно.
– Извини. – Майк не мог придумать, что еще сказать. По другую сторону камня, ближе к Дьюану, щенок играл с какой-то мягкой игрушкой. Затем, со странным спокойствием сна Майк заметил, что это был во всем не щенок, а маленький динозавр. А мягкой игрушкой была зеленая горилла.
– У тебя серьезные проблемы с этим Солдатом, – проговорил Дьюан и протянул недоеденное яблоко Майку.
Тот покачал головой.
– Ага.
– У остальных ребят тоже есть свои проблемы, знаешь.
– Да? – переспросил Майк. В эту минуту солнце заслонил какой-то самолет. Оказалось, что это часть птицы. – У кого, у остальных?
– Ты знаешь, о ком я говорю. У остальных ребят.
Это объяснило Майку все. Он говорил о Дейле и Харлене. Может быть и о Кевине тоже.
– Если вы будете продолжать воевать по одиночке, – снова заговорил Дьюан и поправил очки, – вы кончите также, как и я.
– Что же нам делать? – спросил Майк. Ему послышался лай собаки… Настоящей собаки… И некоторые другие звуки, больше напоминавшие ему его собственный дом больше, чем вид этого места.
Дьюан не смотрел на него.
– Разузнай кто такие эти люди. Начни с Солдата.
Майк встал и подошел к краю утеса. Внизу ничего не было видно, все застилал туман или что-то похожее на тучи.
– Как я могу сделать это?
Дьюан вздохнул.
– Ну, за кем оно охотится?
Майку даже не показалось странным, что Дьюан сказал «оно», вместо того, чтобы сказать «он». Солдат был именно оно.
– За Мемо.
Дьюан кивнул и нетерпеливым движением поправил очки.
– Значит и спроси у Мемо.
– Ладно, – согласно кивнул Майк. – Но как мы сможем разузнать что-нибудь об остальных? Я хочу сказать, что мы же не такие умные, каким был ты.
Дьюан не пошевелился, но каким-то образом оказалось, что он сидит теперь гораздо дальше. На том же самом камне, но гораздо дальше. И теперь они сидели не на краю обрыва, а скорее на городской улице. Уже было темно… Довольно холодно, смахивало на зимний день. Камень, на котором сидел Дьюан, превратился в обычную скамейку. И Дьюан вроде ожидал автобуса. Он хмуро, почти сердито, взглянул на Майка.
– Ты всегда можешь спросить меня, – сказал он. Когда увидел, что Майк не понял его, то добавил, – плюс, к тому же ты и сам умный.
Майк хотел было запротестовать, сказать Дьюану, что он не понимает и половины того, о чем тот обычно говорит, и читает не больше одной книги в год, но заметил, что Дьюан уже встает и садится в автобус. Только это был вовсе не автобус, а что-то вроде гигантской сельскохозяйственной машины с окошками по бокам и маленькой рулевой рубкой наверху, вроде той, что Майк видел однажды на картинке, и гребным колесом впереди, которое ощетинилось блестящими острыми лезвиями.
Дьюан высунулся из окна.
– Ты очень умный, – проговорил он, обращаясь к Майку. – Умнее, чем ты думаешь. Плюс, у тебя есть одно большое преимущество.
– Какое? – прокричал Майк, стараясь не отстать от автобуса/машины. Он уже не мог отличить лица Дьюана от окружавших его пассажиров. И не видел чьи руки ему машут.
– Ты живой, – донесся голос Дьюана. И улица опустела.
Майк проснулся. Все тело горело и болело, пижама и простыни стали влажными от пота. День едва перевалил за полдень. За окном пылал яркий солнечный свет, воздух висел неподвижным маревом. В комнате было не меньше сотни градусов, несмотря на работающий вентилятор. До Майка доносились снизу голоса матери и кого-то из сестер.
Ужасно хотелось пить, но он чувствовал себя слишком слабым, чтобы встать, и он знал, что ему не перекричать гуденье пылесоса. Тогда он удовлетворился тем, что перекатился поближе к окну. В глаза ему бросилась трава около ванночки для птиц, которую соорудил его дедушка несколько лет назад.
Спроси Мемо.
Ладно, как только он почувствует, что способен натянуть джинсы и спуститься вниз, он это сделает.
Весь следующий день, воскресенье, десятого числа, мама Харлена с ума сходила от злости на него, будто бы это он кричал на нее, а не Барни с доктором Стаффни. В доме повисло молчаливое напряжение, которое Харлен отлично помнил со времен стычек мамы с отцом: час или два остервенелого крика и потом недели три холодного молчания. Но ему лично это было по фиг. Если таким образом можно удержать ее дома, удержать между ним и лицом в окне, то он согласен вызывать констебля каждый вечер, чтобы тот задавал ей хорошую взбучку.
– Разве можно сказать, что я пренебрегаю тобой, – рявкнула она на Харлена, когда тот подогревал себе суп на обед. До этого она вообще не говорила с ним. – Бог знает, сколько часов я провела, работая для тебя, заботясь о доме… Харлен невольно бросил взгляд в гостиную. Единственным чистым местом были те один-два дюйма стола, которые они очистили накануне вечером. Барни перемыл потом всю посуду и чистый стол казался чужаком на знакомой кухне.
– Не смейте говорить со мной таким тоном, молодой человек, – огрызнулась мама.
Харлен изумленно глянул на нее. Он не сказал ни одного слова.
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Эти двое… Налетчиков… Ворвались сюда и взяли на себя смелость читать нотации мне, как мне следует воспитывать моего ребенка. «Преступное пренебрежение», сказал он. – Голос матери дрожал. Она замолчала, чтобы зажечь сигарету и Харлен заметил, что руки у нее дрожат также сильно. Она помахала в воздухе спичкой, выдохнула дым и выпрямилась, забарабанив острыми, ярко накрашенными ногтями по столу. Харлен не мог отвести взгляд от полукружия помады на мундштуке сигареты. Он ненавидел это – следы помады на окурках, разбросанных по всему дому – больше, чем что-либо еще. Это зрелище доводило его просто до сумашествия и он сам понятия не имел почему.
– В конце концов, – продолжила она, совладав с голосом. – Тебе уже одиннадцать лет. Почти взрослый молодой человек. Между прочим, когда мне было одиннадцать, я нянчилась с тремя младшими в доме и еще работала по вечерам в забегаловке в Принсвилле.
Харлен кивнул, он уже знал эту историю наизусть.
Мать затянулась и отвернулась от него, пальцы продолжали выстукивать бешеное стакатто, сигарета воинственно подрагивала, зажатая между пальцами левой руки, как обычно держат женщины.
– Какие идиоты.
Харлен вылил томатный суп в тарелку, нашел ложку, и стал размешивать, давая ему остыть.
