Но ведь он хотел, чтобы я узнал то, что он обнаружил. И говорил он об этом взволнованно. Серьезно, но взволнованно. И как будто слегка испуганно.
Дьюан вздохнул и взял со стола тяжелую книгу. В комнате сейчас ощутимо чувствовалось присутствие дяди: о нем напоминал слабый аромат табака, особый, чуть затхлый запах старых книг и кожаных переплетов, и даже едва уловимый запах тела его дяди, чистый запах работающего человека.
Теперь в комнате было уже темно. Ощущение присутствия дяди Арта было чуть нервирующим, будто призрак его стоял здесь же, за спиной Дьюана, веля ему взять журнал, усесться прямо здесь, включить свет и читать, читать, читать, пока призрак будет витать рядом. Дьюану казалось, что он даже чувствует холодное прикосновение чьих-то пальцев к шее.
Обычной походкой, ничуть не торопясь, Дьюан прошел через кухню и присоединился к отцу, уже сидевшему в машине.
Дейл с Лоуренсом целый день играли с бейсбол, не обращая внимания на грозные тучи и до предела влажный воздух. К обеду они уже были покрыты с ног до головы пылью, которая, смешавшись с потом, превратилась в потеки самой очаровательной грязи. Мать, едва завидя их через кухонное окно, велела тут же, не поднимаясь на второй этаж, раздеться и отнести все грязное белье в стирку. А относить вещи в заднюю комнату подвала, где стояла стиральная машина, входило в круг обязанностей Дейла.
Подвал Дейл просто ненавидел. Это была единственная часть старого дома, которая заставляла его нервничать. Летом все было нормально и ему почти не приходилось сюда спускаться. Другое дело зимой, когда Дейл должен был каждый вечер после обеда загружать углем специальный ящик.
В подвал вела лестница, ступеньки которой были рассчитаны, по-видимому, на великана – каждая из них была высотой не меньше двух футов. Огромная бетонная лестница делала поворот налево, проходя между наружной стеной и стеной кухни, от чего создавалось впечатление, что подвал гораздо глубже, чем он был на самом деле. «Тайный ход в подземную темницу» называл лестницу Лоуренс.
Голая лампочка, свисавшая над верхней ступенькой, почти не освещала ту часть коридора, которая вела к топке. Там была еще одна лампочка, но зажечь ее можно было дернув за шнур, висящий над бункером для угля. Проходя мимо него Дейл глянул направо, на проем для загрузки. Это не было дверью, просто проем в стене фута в четыре высотой, начинающийся чуть повыше края бункера. От потолка до пола было не больше пяти футов и Дейл знал, как трудно было отцу стоять здесь и шуровать лопатой. Ящик же, сейчас закрытый крышкой, располагался под уклоном из коридора к бункеру, так что загружать его приходилось, сбрасывая уголь вниз, в ожидавшее его чрево. Позади ящика, заполняя собой остаток помещения, располагалась сама старинная топка: огромный уродливый железный остов, с протянувшимися во всех направлениях щупальцами труб.
Когда зимой ему приходилось загружать ящик углем, больше всего Дейл ненавидел не саму работу, хотя с его рук всю зиму не сходили мозоли, и даже не угольную пыль, которая оставалось в уголках рта, даже после чистки зубов, нет, больше всего он ненавидел подземный лаз позади бункера.
Самая дальняя стена начиналась в трех футах над цементным полом и заканчивалась, не доставая потолка и оставляя обнаженными опутанные паутиной канализационные трубы. Дейл знал, что пустое пространство проходит под большей частью той комнаты, которую отец называет «кабинетом» и доходит до самого огромного парадного крыльца. Когда ему приходилось загружать уголь, он иногда слышал беготню мышей и других, более крупных, грызунов, а один раз, быстро обернувшись, он застиг пару маленьких, красных глаз, пристально следивших за ним.
Родители часто хвалили Дейла за усердие в работе и быстроту, с которой он наполнял ящик. Для него же самого эти двадцать или около того минут каждого зимнего вечера были наихудшим временем в жизни и он готов был работать с любой скоростью, только бы поскорей наполнить проклятый ящик и вылететь отсюда. Когда бункер бывал только что загружен и Дейлу не приходилось заходить далеко в подвал, было еще ничего. Но ближе к весне, когда уголь уменьшался до небольшой кучки в самом дальнем углу, ему приходилось проходить весь бункер, загружать ящик, поднимать и идти с ним в руках через весь подвал спиной к лазу.
Так, одной из причин, по которым Дейл любил лето, было отсутствие необходимости спускаться в подвал. И сейчас, бросив один лишь взгляд на темнеющую кучу антрацита, Дейл увидел, что его осталось совсем мало. Жиденький поток света сверху едва заметно блеснул на гладких поверхностях, сам же лаз таился в полной темноте.
Дейл отыскал первый шнур, дернул его, мигнул от света, обошел топку во второй комнате, в которой больше ничего не было, прошел третью комнату, в которой отец устроил рабочий верстак, и свернул вправо, к последней комнатке, в которой мать держала стиральную машину и сушилку.
Отец когда-то сказал, что засунуть туда эти два агрегата было просто мучением и что, если они когда-нибудь переедут, то оставят их здесь. Дейл был с ним совершенно согласен, он прекрасно помнил, как его отец, грузчики и два вызвавшихся помочь соседа, боролись с этими машинами не меньше часа. Окон в этой комнатке не было, как впрочем и во всех остальных подвальных помещениях, и шнур от лампы свисал в самом центре довольно большой комнаты. Около южной стены зияла почти идеально круглая яма, примерно трех футов в диаметре, уходящая круто вниз, прямо в кромешный мрак. Она представляла собой помпу – грязевик, которая выводила излишек воды из подвала, расположенного ниже уровня городского водосбора. Тем не менее четыре раза за те четыре с половиной года, что они жили здесь, в подвале происходили потопы, и однажды отцу пришлось провести некоторое время по колено в холодной воде, налаживая эту самую помпу.
Сейчас Дейл зашвырнул скомканную грязную одежду на стиральную машину, выключил, проходя мимо, свет, пробежал в мастерскую, из нее в комнатку топки, оттуда в коридор, даже не заглянув в этот раз в бункер и взлетел вверх по ступенькам. В подвале было так холодно и влажно, что он с удивлением ощутил тепло воздуха, льющегося через полуоткрытую дверь и увидел свет заката, разливающего на западном склоне неба, прямо над домом Грумбахера.
Дейл быстро пробежал на кухню, смущенный тем, что приходится расхаживать по дому в трусах. Лоуренс уже плескался в ванне и вовсю трубил, изображая атакующую противника субмарину. К счастью мама стояла на крыльце, поэтому он стремглав проскочил босиком холл, взбежал по ступенькам, крутанулся на лестничной площадке и нырнул к себе в комнату, чтобы успеть накинуть халат до возвращения мамы. Скоро он уже валялся в постели, читая старый сборник научной фантастики и ожидая своей очереди принимать ванну.
В своем тихом и светлом уголке подвале Дьюану МакБрайду потребовалось не больше пяти минут на то, чтобы расшифровать код.
Дневник дяди Арта выглядел так, будто его вели на хинди, на самом же деле был самый обыкновенный английский язык. Даже никакой перестановки слогов. Конечно, небольшой подсказкой Дьюану послужило то восхищение, с которым и он и его дядя относились к великому Леонардо.
