– Почему же вы не попытались помириться с моим братом?
– Вы же прекрасно знаете, что это невозможно.
– Признаю, характер у Николя еще более вздорный, нежели у меня.
– Характер Робервалей… – едва заметно ухмыльнулся аббат. – Это у вас наследственное. Ни одного из вашего рода ни достаточно сдержанным, ни, уж извините адмирал, достаточно благоразумным не назовешь. Вот в чем вам никак не откажешь, так это в безумной храбрости.
Услышав о храбрости, адмирал, который уже готов был вспыхнуть, как-то сразу присмирел и успокоился. Признание храбрости было высшей похвалой, в обмен на которую Роберт де Роберваль готов был простить признавшему ее любую дерзость.
– И все же вам следовало бы предпринять хоть какую-то попытку привлечь на свою сторону этого одного из влиятельнейших пэров Франции.
– А я и предпринял, – осклабил свои, на удивление, белые зубы тридцатипятилетний аббат. – Вначале посоветовал королю дать вам, брату моего яростного, но приближенного к монарху противника, чин адмирала и назначить его командующим эскадрой. И у короля не было причин возражать против подобного назначения, которое, к его великому удивлению, не только не давало очередного повода для столкновений между партиями Готье и Роберваля, – а они уже порядком надоели монарху, – но и примиряли их. Затем предложил назначить вас командующим эскадрой, которой предстоит заложить основы зарождения Великой Французской империи.
– Но этим своим шагом вы вряд ли сумеете заполучить в лице пэра Франции Николя де Роберваля не то чтобы своего друга, но хотя бы сочувствующего!
– Поскольку и между вами, родными братьями, отношения простыми не назовешь, – мстительно ухмыльнулся Готье. – Дважды вас еле удерживали от дуэлей.
– Вам известна даже эта семейная тайна?
– И не только эта, адмирал; не тешьте себя… А что касается Николя де Роберваля… Этим шагом я даже не пытался привлечь его в лагерь своих друзей или хотя бы союзников.
– Тогда что же вы?.. Впрочем, исходя из нашего разговора, вы сделали ставку на будущее.
И тут аббат не выдержал и рассмеялся. Де Роберваль мгновенно нахмурился и все еще держа левую руку на эфесе меча, правой ухватился за рукоять шпаги. Набыченно уставившись на Готье, он ожидал объяснений.
– Не обижайтесь, адмирал. Но то, что я вынужден буду сказать вам, говорить я уже не должен был. Вы обязаны уяснить это для себя без лишних объяснений.
– Я моряк, а не придворный интриган, – отрезал де Роберваль. Однако на аббата это не произвело абсолютно никакого впечатления.
– Что еще раз утверждает нас обоих в уверенности, что там, в Новой Франции, вам как вице-королю понадобится опытный в придворных интригах личный секретарь, влиятельный глава церкви и твердый, холодный как айсберг первый министр вашего правительства.
«О первом министре и личном секретаре раньше речи не шло», – успел заметить адмирал.
– Нет, я не собираюсь один занимать все эти должности. Но у меня есть два брата.
– Теперь понятно, – по-простецки ответил адмирал.
– Что же касается Робервалей, то я, действительно, не сумел усмирить гнев пэра Николя де Роберваля, зато получил в союзники адмирала Роберта де Роберваля, что вполне компенсирует все те финансовые и душевные затраты, которые приходится нести в борьбе с не столь уж могущественным пэром.
– Увы, я еще менее могущественен. Меня ведь не приближают ко двору, к трону, а отсылают в океан.
– Когда я делал на вас ставку, о вашем могуществе не могло быть и речи, – резко уточнил аббат. – Но теперь вы сами убедились, что я предпринял все возможное, чтобы превратить вас, почти неизвестного мне человека, в самого могущественного подданного Его Величества. Ибо могущество Франции, а следовательно, и наше личное, следует зарождать не при королевском дворе, и даже не на европейских полях сражений, а именно там, в океане. И, пока мы, адмирал и вице-король Новой Франции, вместе, мы – непобедимы! Тут уж можете мне поверить.
– Вы правы, аббат, – выдохнул Роберваль, пораженный столь дальновидной и мудрой комбинацией, задуманной человеком – как считают многие при дворе – совершенно случайно и незаслуженно оказавшимся в числе секретарей короля, и вообще, в числе приближенных к нему. Возможно, поэтому его брат, Николя де Роберваль, оставался одним из самых яростных противников этого чиновника.
– Удачного плаванья, адмирал, – молвил аббат, когда де Роберваль был уже у проема двери.
– Знаете, что меня поразило, аббат? – повернулся к нему мореплаватель. – Что в моем присутствии вы так ни разу и не произнесли имя Господа.
– В самом деле? – равнодушно переспросил Готье.
– Видит Бог.
– Но ведь и вы в моем присутствии тоже ни разу не рискнули произнести свое любимое: «Всех на рею, христопродавцы эшафотные!»
И только теперь адмирал по-настоящему понял, что ему еще только предстоит постигать истинную науку общения с людьми; совершенно далекую от той, которую он с юных лет своих постигал, предаваясь стихии моря и матросских кубриков.
5
…Она все еще слышала рыкоподобный крик отца, но уже не желала ни выслушивать его, ни, тем более, – оправдываться. Единственное, чего она опасалась, – чтобы кто-либо из подосланных отцом слуг или наемников не убил Роя д’Альби. Она знала: когда отец в ярости – а Николя де Роберваль обладал способностью приходить в сие дичайшее состояние по всякому поводу, – он может прибегнуть к любой гнусности, в том числе и к убийству. Из предусмотрительности, Маргрет уже послала гонца в Сен-Дени, дабы предупредить шевалье д’Альби, что тайна их обручения отцу уже известна и что ему следует всячески остерегаться. Однако гонец почему-то до сих пор не вернулся, а терпеть дикие выходки отца она больше не могла.
Ворвавшись в хозяйский двор, Маргрет кликнула старшего конюшего и приказала седлать охотничью лошадь, а еще – приготовить арбалет и охотничью шпагу.
– Но мы не готовились к охоте, – робко осмелился возразить слуга. – К тому же ваш отец…
– Вы получили распоряжение не от моего отца, а от меня, – твердо напомнила ему Маргрет. Рослая, статная, с широкими, аристократически развернутыми и чуть-чуть приспущенными плечами, она телосложением напоминала своего крепко скроенного отца, а смуглым, с правильными римскими чертами, лицом – мать, в жилах которой текла кровь византийки.
– Но никогда раньше вы не выезжали на охоту сами, без отца или дяди. И потом, вы не в охотничьем платье. А еще нужны слуги, которые бы…
– Ты, – прервала старшего конюшего Маргрет, указав пальцем на одного из молодых конюших, – да-да, ты… поедешь со мной.
– Слушаюсь, госпожа герцогиня.
– Куда бы я ни поехала.
– Как прикажете, госпожа герцогиня.
– Кажется, ты был солдатом.
– Что совершенно справедливо, госпожа герцогиня. Меня зовут Клод. Когда-то я служил бомбардиром.
