У озера ноги его словно бы немножко оттаяли и хотя идти он все еще не мог, зато, по крайней мере, сумел встать на колени. Боль была адской, и все же обойти северную оконечность озера он сумел; точно так же, на четвереньках, по звериному, поднялся по склону долины, выводившему к сосновому бору.
Вновь теряя сознание, он вспомнил условие Маргрет: если кто-то из них не возвращается к хижине к сумеркам, остальные отправляются на его поиски. «Остальные – горько ухмыльнулся д’Альби. – «Остальные» – это двое испуганных женщин и младенец». Тем не менее уговор такой существовал. Рой сам настоял на подобной договоренности, поскольку Маргрет иногда уходила на охоту в одиночку, а Бастианнаа подолгу находилась у фиорда или же бродила в поисках птичьих яиц; и мало ли что могло с любым из них случиться. Поэтому до сумерек каждый должен был вернуться к хижине.
33
– Но почему же его все еще нет?! – в который раз спрашивала Маргрет, зная, что отвечать на ее вопросы и развеивать сомнения – некому.
Вчера Рой чувствовал себя довольно скверно: ватные ноги, горячий лоб, слабость во всем теле… Сегодня ему следовало бы отлежаться, но он все же пошел на охоту. Запасы провизии у них действительно кончались, однако можно было пару деньков продержаться. Провожая его, Маргрет, как никогда прежде, волновалась. Какое-то предчувствие сдавливало ей сердце и в эти предвечерние минуты. Однако на все ее тревоги Бастианна отвечала или молчанием или успокоительным: «Да мало ли что… Подождем».
– Он ведь должен был вернуться до сумерек. Таков наш уговор.
– Сумерки только начались, – вновь возразила Бастианна, покачивая засыпающего Роя-Младшего, который лежал теперь в подвешенной к потолку колыбельке, сплетенной корсиканкой в виде овальной корзины. – И потом, он ведь сказал, что идет к Гусиному озеру. А это недалеко.
– Вот именно: недалеко, значит, должен был вернуться.
На сей раз Бастианна не ответила. А Маргрет то металась по хижине, то выходила из нее и подолгу стояла, всматриваясь в темноту и к чему-то прислушиваясь. У Роя привычка насвистывать. Возвращаясь с охоты, особенно удачной, он имел обыкновение напевать или насвистывать какие-то песенки. Как же ей хотелось сейчас услышать его голос, как ей этого хотелось!
Когда герцогиня в очередной раз задержалась на пригорке между хижиной и жертвенником, корсиканка не удержалась, тоже вышла и прямо спросила:
– Ты что-то предчувствуешь?..
– Кажется, да.
– И предчувствие, судя по всему, не из добрых. До сих пор остров относился к нам терпимо, грех жаловаться, при его-то репутации. Но все может быть. Словом, иди.
– Думаешь, мне следует идти?
– Следует, если предчувствуешь. Тем более, что темнеет уже по-настоящему. Но иди к озеру, по тропе. И зови его. Если не встретишь, возвращайся. Утром поищем вместе. Сейчас главное – не заблудись.
– Ты права. Вооружаюсь – и к озеру.
– Рой-Младший уснул. Поэтому я тоже оденусь, и буду прохаживаться где-то неподалеку от жертвенника. Если что-то произошло, зови… Постараюсь услышать и прийти на помощь.
Маргрет и Роем проложенная тропинка все еще находилась под снегом, однако норд-герцогиня безошибочно определяла все ее изгибы, все приметные деревья, камни, кусты и овраги. Легкая поземка позаметала следы Роя, но кое-где, под кронами деревьев, они все же остались. Они то чуть было и не направили герцогиню в сторону родника, от которого начиналась южная часть Гусиного озера. Но именно тогда, когда Маргрет хотела было свернуть с тропы, откуда-то с северной части озера раздался приглушенный расстоянием то ли рев зверя, то ли человеческий голос. Ни минуты не сомневаясь, Маргрет напрямик ринулась на этот крик. Теперь уже ориентироваться было труднее, но, к счастью, выглянул месяц и путь стал более различимым. А еще через несколько минут герцогиня вновь услышала голос и даже расслышала, как Рой звал ее: «Мара! Помоги, Мара!»
«Значит, случилось что-то страшное! – поняла Маргрет. – И если зовет, значит, верит, что уже ищу его».
Она несколько раз прокричала его имя. Крикнула: «Держись, Рой, я иду», но, сколько ни прислушивалась, ответа не последовало. Как оказалось, это был его последний зов. К счастью, Маргрет обнаружила его довольно быстро. Рой лежал на полянке посреди соснового бора, и лишь изредка постанывал.
Приводить его в чувство и о чем-либо расспрашивать уже не было времени. Творя молитвы о его спасении и благодаря Господа, что надоумил ее выйти на поиски, Маргрет отвязала от пояса Роя моток веревки, которую тот всегда носил с собой, пропустила ее под мышками и, повернув на спину, потащила в сторону тропы.
На полпути к хижине Рой пришел в себя.
– Это ты, Маргрет?
– Я, милый.
– Я убил лося. У нас теперь будет много мяса.
– Да, конечно, ты убил прекрасного, большого лося, – глотая слезы подтвердила герцогиня.
– Ты видела его?
– Видела, видела. Я шла вдоль озера. Он лежит недалеко от родника.
– Оставь меня. Пойди и отрежь хоть немного мяса.
– Обязательно пойду, Рой. Мы пойдем к нему вместе.
– Вряд ли, – вдруг окончательно пришел он в себя. – Ноги совершенно не слушаются. Правую я то ли поломал, то ли подвернул. К тому же, кажется, ушиб позвоночник. Во всяком случае…
– Ты ведь лучший из медикусов Франции. Главное, добраться до хижины. Будешь подсказывать нам с Бастианной, что и как, и мы быстро вылечим тебя. Через неделю вместе пойдем на охоту.
– Через неделю…Тогда уже может наступить настоящая весна.
– Это и будет настоящая весна, Рой. Лучшая из всех, какие нам с тобой пришлось прожить.
Теперь он, как мог, помогал ей, отталкиваясь руками. Но, похоже, что и руки тоже постепенно отказывались подчиняться ему. Чувствуя, что теряет силы, Маргрет стала звать Бастианну. Она звала и звала ее, пока наконец не услышала в ответ:
– Я здесь! Иду! Кричите, чтобы я не сбилась с пути!
Первое, о чем спросил д’Альби, когда Неистовая Корсиканка наткнулась на них: «Как сын?».
– Он уснул, – последовал ответ. – Как никогда, крепким сном, и под вечер совершенно не кричал. Очевидно, боли, которые донимали его, утихли.
– Это я переняла все его боли, Маргрет. Они теперь во мне.
34
Все попытки спасти ноги Роя ни к чему не привели. По несколько раз на день Бастианна и Маргрет оттирали их гусиным жиром, самым верным, как они считали, средством от обморожения, и, вроде бы, в конце концов оттерли. Но, очевидно, у д’Альби действительно был поврежден позвоночник, и ноги оказались парализованными. Кроме того, на правой ноге был закрытый перелом, а левая вывихнута. Рой считал, что он еще выкарабкается, попросил Маргрет приготовить дощечки, которые можно было бы привязать к месту перелома, давал еще какие-то сугубо медицинские советы, однако обе женщины уже прекрасно понимали, что судьба его решена. На третьи сутки ноги покрылись багровыми, черными пятнами. Когда они сказали об этом Рою, он тоже все понял:
