Первому батальону досталось меньше, но в целом тоже не особо повезло. В обороне, при дуэлях с атакующими танками, они пострадали не сильно, но зато по ним, похоже, пришелся основной удар авиации. Сгорело семь танков, еще четыре требовали заводского ремонта. Причем формально требующие ремонта танки были целыми и даже не особо поврежденными, но на всех этих машинах от сильных ударов не пробивших броню болванок (вот гадство!) вышел из строя узел с электрическим приводом, который вращал гидронасос вертикального наведения орудия, – в итоге электрогидропривод вертикального наведения требовалось менять полностью и не имевшие даже сквозных пробоин танки были абсолютно небоеспособны. Один из поганых конструктивно-производственных дефектов «революционного» «Т-64», из числа тех, что выявляются только в условиях реальной эксплуатации… В батальоне погибло пять экипажей. И, что хуже всего, тяжело ранило второго моего приятеля, Мишку Каримова. Ракета (то ли «Мэйверик» с «А-10», то ли какой ПТУР попроще, вроде «Тоу» с вертолета) попала в его командирский танк, проделав в башне небольшую пробоину. Но этого хватило, чтобы он получил множественные ранения в грудь, голову и шею, то ли фрагментами ракеты, то ли вторичными осколками собственной брони. Медики отправили его в тыл в числе первых, но что выживет, не гарантировали, поскольку он много крови потерял, да и дорога до ближайшего госпиталя неблизкая. Но я все-таки надеялся, что в данном случае все обойдется и бог избавит меня от возможного тяжелого разговора еще и со второй вдовой…
В итоге в сухом остатке имеем в полку 24 «Т-72» и 29 «Т-64». Фактически вместо трех батальонов – два неполных и один комбат вместо трех, а в нашем мотострелковом батальоне из почти 500 человек списочного состава после вчерашнего и сегодняшнего осталось 242 и меньше половины техники… А что делать? Да уж, дороговато обходится нам этот интернациональный союзнический долг по защите свободы и независимости братской ГДР.
Правда, НАТО сегодня тоже не слабо умылось кровью – перед фронтом нашего полка Шестаков успел насчитать 20 горелых, подбитых и брошенных «М1», 12 «Леопардов-2», 24 «М-60А-3», 26 «Леопардов-1», 5 М-2 «Брэдли», 12 «М-113» и 5 БРМ «Лухс» и более 350 трупов североатлантических вояк. Это не считая той техники, что стояла впереди нас в лесу, и той, которую расхреначила на дальних подступах, за лесом, наша авиация.
Наколотили мы их железок, можно сказать, не хило, формальный повод для какой-никакой радости был. А с другой стороны – что толку? Ведь погибших пацанов все равно уже не вернуть, а до каких пор эта война продлится – черт его знает. Только сдается мне, она не кончится даже после того, как мы займем ФРГ и Бельгию с Голландией. Если только кто-нибудь у них там, на самом верху, до этого момента не надавит заветную красную кнопку…
– Стоп, – сказал я, прерывая доклад начштаба о потерях, поскольку мне в голову пришел один важный вопрос, который следовало задать раньше. – Товарищ капитан, а кто сейчас командует полком?
Вопрос был закономерный – практически все управление полка выбило еще накануне, а из командиров батальонного звена вокруг нас собрались далеко не все. Стоявшие рядом со мной и Шестаковым офицеры (все трое моих ротных – Кутузов, Дружинин и Маликов, а также уцелевшие из первого батальона Салданов и Демахин и Посохин из второго) молча переглянулись.
– Конь в пальто, – усмехнулся Шестаков.
– Не понял юмора? – удивился я.
– Ты командуешь, драгоценный ты наш, – пояснил он с грустной улыбкой.
– Это как так? – не понял я.
Оказалось, что самые плохие новости мой начштаба придержал напоследок. В общем, исполняющий обязанности комполка майор Качан погиб – в его КШМ попала авиационная ракета. Отиравшийся возле него мой замполит Угроватов получил сильную контузию и ранение в руку и был уже отгружен в тыл. Начальники штаба и замполиты первого и второго батальонов тоже были убиты или ранены. Вот и получалось, что никого старше меня по званию и по должности в полку (а точнее, в том, что от полка осталось) не оказалось. То есть мотострелковым батальоном у нас командовал майор Шаймарданов, но и его сегодня серьезно ранили в обе ноги. В итоге он отбыл в тыл, сдав командование своему начштаба капитану Синицину. Кроме него у нас в полку была еще пара снабженцев в этом звании, но тыловики в данном случае были не в счет. Все-таки умеет НАТО выбивать руководство, ох умеет. Уже второй день довольно точно гвоздит по штабам, прямо-таки будто по заветам председателя Мао. Однако обезглавить нас не так-то просто, Советская армия она сродни лернейской гидре – вместо срубленных голов всегда отрастают новые…
– Так, – спросил я Шестакова, – выходит, что – мне принимать командование?
– Выходит, так, – ответил он и добавил: – Поздравляю, товарищ майор!
– С чем? – удивился я. – Окстись! Если и дальше пойдет такими темпами, от нас недели через полторы останется неполная рота, возглавляемая лейтенантом… Давай-ка лучше запроси дивизию для прояснения ситуации…
Шестаков на это только усмехнулся и полез в свою КШМ, начав вылавливать в мировом эфире родное командование. Штаб дивизии очень долго не отзывался.
Потом в наушниках, которые протянул мне радист кэшээмки, возник совершенно незнакомый голос. Меня терпеливо выслушали, а потом приказали уточнить потери в людях и технике и пока оставаться на месте. Командование приказали принять старшему из офицеров, то есть мне, майору Трофимову.
– И что дальше? – поинтересовался я у скрытого за радиоэфиром неведомого начальства.
– Ближе к вечеру к вам прибудет офицер из штаба армии, он лично сообщит вам все подробности относительно ваших дальнейших действий…
Как говорится, и на том спасибо.
И верно, к вечеру, когда канонада окончательно ушла за горизонт, а мы оправились от предшествующего боя настолько, что даже развернули походные кухни и начали готовить ужин, с востока действительно показалась недлинная колонна, направлявшаяся не «вперед на запад», а явно по нашу душу.
Впереди – «уазик-469», за ним шесть седельных тягачей «МАЗ-537» с полуприцепами-танковозами «ЧМЗАП-9990». На полуприцепах стояли зачехленные танки с развернутыми назад башнями. Завершали колонну два десятка бензозаправщиков и тентованных «Уралов».
Из пыльного «уазика» вылез незнакомый моложавый и полноватый подполковник в мятой полевой форме, имевший крайне задерганный и не выспавшийся вид. Судя по «поплавку» Военной академии имени М. Фрунзе и планкам нескольких наград (орденок «За службу Родине» и несколько юбилейных медалей) на неширокой груди, выдававших в нем штабного просиживателя штанов, – типичный «адъютант его превосходительства».
На все окружающее нас подпол смотрел незамутненным взором праведника, случайно угодившего в ад, а по обиженному выражению лица подполковника можно было подумать, что это все мы, чисто из врожденной вредности, устроили эту самую войну, заставив его высокоблагородие мотаться куда попало и неизвестно за каким.
Сопровождала подпола очень характерная парочка – мордастый сержант-водила с модной стрижкой и иконостасом значков классного специалиста на груди (явный без пяти минут дембель) и длинный, очкастый младший сержант студенческого вида, который вытащил из «уазика» роскошный портфель своего начальства (явный писарчук-интеллигент, из числа тех, что попадают в армию по непонятной иронии судьбы).
