— Мальчики! Котики! — обратилась к нам с Рябовым одна довольно-таки миловидная «бабочка». — Анал? Вагинал? Ударный орал?
И тут мы увидели колыхающий кровавыми огнями автобус.
За рулем восседал Петр Великий, в зеленом камзоле с позументом, в лихо заломленной широкополой шляпе с почему-то тирольским пером.
Усмехаясь в свои коротенькие тараканьи усики, царь направил могучую машину прямо на нас.
Мы с Рябовым молодыми сайгаками отскочили и схоронились за голубую будочку платного туалета.
Гулящие девушки прижались к цоколю сталинского небоскреба.
Лишь сутенер с воловьей шеей оказался на пути призрачного движка.
Что-то хрястнуло и черно мелькнуло перед нашими очами.
Секунда… и автобус скрылся с глаз.
На заплеванном, сплошь в окурках, асфальте лежало огромное, бездыханное тело.
«Ночные бабочки» тотчас облепили его.
— Гришутка! — истошно взвизгнула одна престарелая бабочка. — На кого нас оставил?!
— Это мамка девочек… — шепнул мне Рябов. — Эти, прости господи, матроны вместе с костоломами сутенерами пасут и стригут этих несчастных овечек.
— Так что же нам теперь делать? — оторопел я. — И автобус, и бляди?
— Без опытного шамана не обойтись.
3.
Шаман Василий Ломаный проживал на Краснопресненской набережной, подле Белого Дома.
Он занимал в высотке целый этаж.
По золотистому паркету цокали коготками гнутые в спине легавые. Орали в клетках разухабистые матерщинники попугаи. На стенах располагалась шаманская атрибутика — барабаны тамтам, бамбуковые трещотки, загадочные кости диких и полудомашних животных.
Все это мы увидали, прищуриваясь в почти кромешной тьме.
Василий Иванович, крепенький мужичонка в спортивных штанах «Adidas», участливо нас выслушал.
Голубые, в красных прожилках, глаза замерцали с ласковым блеском.
— Авва! Увва! Овва! — взвыл Василий Ломаный и, сорвав со стены бубен, отчаянно ударил в него.
Я с похолодевшими конечностями вжался спиной в плетеное кресло, стараясь не терять из виду смутный абрис осатаневшего мага.
Василий зажег саженую черную свечу. Комната тотчас наполнилась жутким амбре.
— Молодец! — прошептал Рябов. — Все как положено делает. По науке.
А шаман, меж тем, встал на четвереньки, лязгнул золотыми зубами, почесался левой ногой за ухом, а потом кубарем, сметая всё на пути, стал кататься по залу.
С истошным треском свалился антикварный торшер. Зеркальными брызгами обрушился стеклянный журнальный столик. Выпустила из себя густой лебяжий пух диванная подушка.
— Авва! Увва! Овва! — все омерзительнее завывал шаман.
«Каких только профессий не бывает на свете!» — подивился я про себя.
— Включите свет! — приказал колдун.
Я щелкнул тумблером.
Зал залился янтарным светом.
Шаман предстал пред нами сплошь в лебяжьем пуху, в стеклянных осколках, лицо его сводила судорога экстаза.
— Ну? — выдохнул Рябов.
— Идите и не мешайте ему… — строго сказал шаман.
— Автобусу-призраку? — уточнил я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
Колдун с достоинством кивнул головой.
— Он же передавит всех москвичей?! — взметнул брови с проседью (будто присыпаны солью, sic!) сыщик Рябов.
Маг снисходительно усмехнулся:
— Он давит исключительно нечисть. Сутенеров. Киллеров. Проворовавшихся магнатов. Простым людям абсолютно ничего не грозит.
— А проституток? — Рябов заиграл желваками — Он будет давить гулён?
— В полицейских сводках нет и не будет ни одной фамилии заблудшей овечки.
4.
Со смутными предчувствиями мы покинули чертоги провидца и колдуна.
Прямо по Краснопресненской набережной на полном ходу несся автобус-призрак.
За рулем его, чуть сгорбившись, сидел Владимир Мономах.
Царская его папаха переливалась алмазами и яхонтами.
Внезапно для себя мы с Рябовым приветственно помахали ему.
Потом несколько кварталов шли в гробовой тишине.
— А что же Жужу? — оторопело спросил я Рябова. — Почему автобус-убийца чуть не раздавил нашего пса?
Рябов заиграл желваками:
— Видимо, он по ошибке принял его за песьего сутенера.
Глава 18
Золотой глаз
1.
Однажды в полночь, сверкая в лунных лучах мокрым кожаным пальто, ко мне ворвался инспектор Рябов.
— Акушер Кусков, вы спите? — несказанно изумился он.
— Это шутка?! — я выпрыгнул из кровати, быстро натянул брюки со штрипками, фланелевую рубашку и джинсовую кепку с треснутым коленкоровым козырьком.
Сыщик в явном волнении несколько раз пересек по диагонали мою скромную комнату, ковыряя костяной зубочисткой в верхнем ряду коренных зубов, потом сильно сдавил мое плечо.
— А! Больно! — невольно вскрикнул я.
— Украден лучший рысак московского ипподрома. Кристалл!
— Тот, в белых яблоках?
— Он!
— Может, просто ушел?
Рябов саркастически усмехнулся.
— Петя! Лошади в миллион долларов просто так не уходят…
— Что должен делать именно я?
— Возьмите ампулы со снотворным и резиновый жгут. Живо!
2.
Ипподром был по-осеннему пуст и хладен. Лишь таджик-дворник с длинной седой бородой подметал бронзовые листья клена. Где-то вдалеке курлыкали птицы неизвестной мне породы. Воробьи? Голуби? Дикие куры?
— Инспектор Рябов! — представился дворнику инспектор Рябов.
— Акушер второго разряда, Петр Кусков, — представился я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
Таджик лишь метнул в нас взгляд маленьких красноватых глаз и молча продолжал подметать палые листья.
Сыщик с тигриной легкостью подскочил и ударом джиу-джитсу выбил метлу из рук молчуна.
— Аллах акбар! — истошно закричал уборщик.
Рябов и тут был начеку. Он стремительно подсек дворника, тот рухнул в груду по-винному прелых листьев.
— Так будем мы говорить или нет? — спросил его инспектор. — Где Кристалл?
— Я не говорю по-русски… Я нелегал и таджик.
— Похоже, он и вправду ничего не знает, — резюмировал Рябов.
3.
