Рябов передернул затвор именного браунинга.
На ощупь мы разыскали выходную дверь. Шагнули в московскую жуть.
2.
02.10. Москва, Шереметьево-2
То, что перед нами предстали именно ведьмы, сомнения не было.
Одна — горбатенькая, с насупленной мордочкой.
Другая — верзила, с русой косой до упругих ягодиц.
Третья — курносая пигалица, в солнцезащитных очках с наклейкой элитного бренда.
Рябов достал из-за пазухи краюху бородинского хлеба, переживал ее мощными челюстями, стремительно вылепил две человеческие фигурки.
— Узнаете? — скосил на меня угольно почерневший глаз.
— Неужели?! — ахнул я. — Самсон Самсонович и Петр Петрович? Нефтяной и газовый короли?
— Они самые… — облизнул пересохшие губы сыскарь. Вынул из наружного кармана футляр со швейными иголками.
— Батюшки! — всплеснул я руками. — Никак вы собираетесь обшивать кукол?
Рябов усмехнулся.
Через минуту мягкий задушевный голос объявил по динамику:
— Иствудских ведьм Люси, Барбару и Алису доброжелатели просят подойти к мужскому туалету возле администрации вокзала.
— Вперед, Петя! — Рябов подтолкнул меня в спину. — Нам нельзя терять и минуты.
3.
02.15. Шереметьево-2. Подле туалета с литерой «М»
— Протыкайте! — протянул Рябов ведьмам фигурки олигархов и цыганскую иглу.
Вопреки ожиданиям, ведьмы наотрез отказались.
— Ноу, — залепетали на американском диалекте.
— Россия во тьме! — возопил я.
— Он прав… — подтвердил сыщик.
— Ай эм сори! — неубедительно оправдывались фурии.
— Да что мы при Иване Калите живем?! — взорвался я, акушер второго разряда, Петр Кусков. — В третьем тысячелетии, как доисторические собаки, сидим при лучине?!
Рябов взял меня за руку.
— Погодите, Петя, — вкрадчиво произнес он. — У меня идея! Давайте-ка мы помирим олигархов. Как, дамочки?
— Уточняйт, — на ломанном русском попросили ведьмы. Горбатенькая почесала горб. Верзила с косой до ягодиц поправила челку. А курносая пигалица в очках шмыгнула носом.
— Чего тут уточнять? — раскусил я гениальный план Рябова. — Нефтяного короля скорешуем с газовым.
— Между ними — война! — запричитали гарпии.
Сыщик достал револьвер, подбросил его, ловко поймал на лету.
Ведьмы без видимого желания взяли харизматические фигурки магнатов и приложили их друг к другу губами.
Секунда и в зале аэровокзала ослепительно вспыхнул свет, а температура воздуха тут же поднялась градуса на 3–4 по Цельсию, по Фаренгейту же и того выше.
Мы с Рябовым расстегнули верхние пуговки курток.
— Теперь скатертью дорожка в Иствуд, — оскалился сыщик.
— А наши нефте— и газодоллары?! — взвизгнули ведьмы. — У нас контракт с вашими баронами?
Рябов агрессивно заиграл желваками.
Колдуньи по-американски матюгнулись, да и потопали к «Боингу».
4.
03.00. Москва. Садовое кольцо
Выехав из Шереметьева-2, мы с Рябовым ахнули, Москву не узнать.
Полыхали витрины супермаркетов, сверкал бриллиантами неон рекламы, тысячи ресторанов манили щедрым теплом, а ведь недавно за столиками господа сидели в медвежьих тулупах.
— Теперь самое время посетить Самсона Самсоныча, — подпрыгивая на упругом и теплом сидении троллейбуса «Б», весело обронил сыщик.
— Нефтекороля? — уточнил я, Петя Кусков.
Рябов внезапно высморкался в клетчатый платок с монограммой (вепрь пронзенный стрелой) и не проронил ни словечка.
5
03.45. Москва. Таганка
В замке Самсона Самсоныча, возле театра на Таганке, празднично полыхал свет, сотни отливающих лаком автомобилей стояли у парадного входа.
Гремела военно-полевая духовая музыка.
Еще бы!
Сегодня Самсон Самсоныч мирился с Петром Петровичем.
Эдакие современные Монтекки и Капулетти, дружески сошлись за пиршественным столом.
Поросята с пучками сельдерея во рту. Гуси в антоновских яблоках. Виноградные лозы с янтарными бубочками… Всё было в этот полуночный час на дубовой столешнице в палатах Самсоныча.
После военно-полевой музыки, как бы отражающей прошлые взаимоотношения экономических баронов, ударил джаз-банд цыганского театра Николая Сличенко.
Забренчало, озорно заблистало монисто на цыганских грудях.
Дети Индии с лихой удалью выводили:
К нам приехал,
к нам приехал
Петр Петрович дорогой!
Пей до дна!
Пей до дна!..
И Петрович, решительно уже подшофе, опрокидывал в себя самоцветами кубок.
Мы с Рябовым сидели в конце стола и со сдержанным восторгом наблюдали за оргией.
Тут встал Самсоныч, пузатенький мужчина с харизматическим лицом, с левитановской дикцией провозгласил:
— Друзья, разрешите мне поднять кубок дружбы за нашего любимого Петра Петровича. Сегодня я торжественно обещаю, что если он умрет раньше меня, то я похороню его по буддийскому обычаю в усыпальнице в виде золотой мумии.
— А я похороню тебя, — радостно подхватил Петр Петрович, — в виде платиновой мумии с вкраплением уральских изумрудов.
На этих заздравных словах в зале погас свет и вырубилось тепло.
В распахнутые зарешеченные форточки косо влетели снежинки.
Все гости, включая нас с Рябовым, услышали январское завывание вьюги.
Кто-то панически крикнул:
— Караул!..
Тогда Рябов, оттолкнув поросенка с сельдереем в пасти, вскочил на дубовую столешницу и выстрелил в потолок из именного браунинга.
— Ахтунг! — резко произнес он. — Всем оставаться на местах! Я — Рябов!
Все замолчали, узнав впотьмах великого Рябова.
— Быстренько нажуйте мне мякиш! — приказал сыщик магнатам.
Самсоныч с Петровичем стремительно нажевали по солидному куску мякиша и передали сыскарю.
Рябов тут же вылепил фигурку горбатенькой ведьмочки, потом верзилы, с русой косой до упругих ягодиц, курносенькую пигалицу в очках.
— Господин Сличенко, подайте иглу! — обратился Рябов к руководителю цыганского диксиленда.
Маэстро охотно подал цыганскую иглу.
Рябов сложил ведьмовские фигурки и единым движением проткнул их иглой.
