Лицо веслодержца показалась знакомым.
— Алексашка? — воскликнул я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
— Меншиков? — подхватил Рябов.
Гондольер отложил весло, судорожно усмехнулся:
— Я сейчас вам все объясню!
6.
В пивной «Три гондольера» тепло и уютно. Сушеный крокодил (на попа) стоял в углу. Рекой текло пенное крепкое пиво.
— Реформы зашли в тупик… — отхлебывая хмельной напиток, исповедовался Алексашка. — На Руси смута и мор. Одним словом воровство и коррупция.
— Зачем вы связались с террористом? — сощурился Рябов.
Меншиков смахнул слезу:
— Бес попутал! Думал, вдруг поможет Восток. А надо было апеллировать к Западу.
На прощание Меншиков хотел показать, как он сапожной иглой протыкает себе щеку.
Мы вежливо отказались.
7.
Мы шествовали с Рябовым по центру Венеции, мимо Храма святого Петра. Сыщик нес аллигатора под мышкой.
— Отдадим крокодила Петру? — спросил я.
— Тогда русская смута продолжится… — нахмурился Рябов.
В резиденции Петра царило скорбное оживление.
— Император скончался! — сообщил нам дворецкий, передернув в нарочитом плаче жирными щечками. — Не выдержал расставания с земноводным.
Мы развернулись на 180 градусов.
— Куда теперь? — резко спросил я.
— В Музей биологии, — посуровел Рябов. — Раз венецианцы подарили эту сушеную гадину Петру, пусть они на нее и любуются. Россия должна проводить реформы без поддержки всяких земноводных и прочих гад.
Глава 47
Тесак Че Гевары
1.
Рябов был ближайшим другом и сподвижником легендарного революционера Че Гевары. Это и младенцы знают. Не только кубинские. Русские.
— Петя, — сощурился как-то сыскарь, — мой друг Эрнесто Гевара де ла Серна срочно нас вызывает.
— Кто вызывает? — испугался я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
— Товарищ Че… — нервно уточнил инспектор, вставляя в раструб сапога тесак для рубки сахарного тростника, подарок самого Че Гевары. — Кубинская революция в серьезной опасности.
— Тогда какой вопрос? Вылетаем!
2.
Годы революции на Кубе канули в Лету. Романтика сгинула, развеялась без следа. Чиновники с энтузиазмом возводили себе дворцы, подминали под себя государственные банки, рядились в тоги оголтелых народолюбцев в парламенте.
— Когда я вижу бюрократа, — по секрету сообщил мне Рябов, — сразу хватаюсь за сахарный тесак.
— Ребята, — встретил нас Че Гевара, — какой-то сукин сын совершил дьявольское преступление.
— Как раз по нашей части! — возликовал я.
— Подожди, Петя… Пусть Че договорит.
Гевара заплакал.
Жемчужные зерна мужских слез вязли в косматой бороде.
— Пропала «Гранма»! — воскликнул товарищ Че.
— С этой яхты вы десантировались на Кубу? — уточнил Рябов.
— Кого-то подозреваете? — взметнул я правую бровь.
— Увы, нет…
3.
В Гаване есть розовые фламинго, ястребы на телеграфных столбах и кубинцы, весело танцующие самбу и румбу под звуки уличных народных инструментов.
Нас Рябовым все это не интересовало.
— Кто мог украсть раритет? — вопросил сыщик.
— Кастро! — предположил я.
— Фидель или его брат Рауль? — как гончая, детектив подобрался.
— Я и не знал, что у Фиделя есть брат.
— Есть. И — родной.
— Это облегчает дело!
— Не думаю…
И тут мы натолкнулись на толпу, искрометно отжигающие какой-то танец. Отплясывали даже загорелые морщинистые старики. Находясь, так сказать, одной ногой уж в могиле.
Рябов, к моему изумлению, издал отчетливый гортанный звук и отчаянно в русско-украинской присядке вклинился в пеструю толпу.
— Товарышш! Товарышш!.. — уважительно раздавалось то там, то сям.
Ох, неспроста танцевал великий и неустрашимый Рябов.
— Срочно отправляемся на пляж, — пошептал мне сыщик, не без труда выскочив из мускулистого круговорота. — Мне кое-что удалось уяснить.
4.
Изумрудные волны разрезали кролем мулаты и мулатки.
Под скосившимся тентом сидел дядюшка Хэм. Что-то строчил карандашом в простеньком блокнотике, наблюдая, как загорелый морщинистый дед вытаскивает из потрепанной шхуны остов огромной рыбы.
— Объели стервецы-акулы! — пожаловался старик писателю.
Тот быстро записал эту язвящую фразу в блокнот.
Рябов мгновенно снял с себя костюм из виссона, потайную кобуру, вынул сахарный тесак из раструба сапога, стоптал обувку. Нырнул в голубую бездну Атлантики.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Мы плыли в молчании минут двадцать.
Океанская вода крайне солона.
Над нами, курлыкая, проносились розовые фламинго.
— Так, где же яхта? Где «Гранма»? — спросил я, акушер Кусков.
— А вы нырните поглубже! — ответил Рябов.
Скособочившись, «Гранма» лежала на дне. По мачте карабкался, ощерив правую клешню, кофейного цвета краб. Стайка медуз, с фиолетовой звездочкой на брюхе, лениво профланировала мимо кормы.
5.
В отеле «Москва», в центре Гаваны, до тошноты было душно.
Вся бюрократическая знать Кубы сидела за рулеточными столами казино, лошадиными глотками истребляла кактусовую текилу и наблюдала за дюжиной стриптизерок, оголявшихся на контрастно освещенном подиуме.
Здесь же сидели Фидель с братом Раулем.
Лица их отличались предельной сосредоточенностью. Они играли в «очко» и, судя по физиономиям, довольно успешно.
В воздухе витал устойчивый запах марихуаны.
Рябов с гортанным криком выхватил сахарный тесак и принялся крушить столы «Блэк Джека», пасьянса и т. д.
— Да здравствует кубинская революция! — крикнул я, акушер второго разряда, Петр Кусков. Безжалостно разбил о стриптизерский шест табурет из бамбука.
Через полчаса весь зал был в руинах.
Лишь как ни в чем не бывало играли в «очко» Фидель с Раулем.
— Мне нужно вас на пару минут… — Кастро обратился Рябову.
— Акушер Петр Кусков пойдет с нами, — заиграл желваками инспектор. — Это мой пресс-атташе.
