Женщины, особенно девушки, сияли. Куда делась вчерашняя озлобленность и угрюмость?
— Боже мой, — воскликнул я про себя, — чему вы радуетесь? Вас так много! Никакого Казановы не хватит.
В Эрмитаже я обнаружил уйму пригожих фемин. Ах, что за чудные ножки! Обворожительные попки! А глазки?!
Я вертел головой направо налево.
— Да, куда же вы все пялитесь?! — раздраженно осадил меня Рябов. — К золотой карете! Живо!
У золотой кареты какой-то бурят в тюбетейке щупал заскорузлыми пальцами рессоры и подозрительно щелкал языком.
Оттеснив бурята могучим плечом, сыщик вскочил на подножку, резко распахнул резную дверь.
— Ну? — спросил я с дрожью в голосе, хотя и не понимал, чего же мы шукаем.
— Ушел, шельмец! — Рябов огорченно перещелкнул именной браунинг.
— Кто?
— Казанова! — Рябов понюхал внутренность кареты чуткими ноздрями: — Слышите, пахнет итальянскими мужскими духами «Фаворит», а на полу, вон там, в углу, валяется женская заколка.
Действительно, на выдраенном полу волосяная заколка, в форме удава, проглатывающего кролика.
Я поднял её, обтер о штаны.
— Улика! — мудро сощурился.
3.
От Эрмитажа мы опрометью бросились к Зоологическому музею.
Там я засмотрелся на дивную коллекцию бабочек, но сыщик так дернул меня за рукав, что чуть не оторвал его с корнем.
— В зал русского носорога! — сквозь зубы обронил Рябов.
И вот мы в зале единственно сохраненного волжского носорога.
Что же мы видим?
Носатый мужчина, в расшитых золотом штанах, стоит подле чучела и ножиком что-то наскребает в склянку.
А скребет он мошонку русского носорога.
— Руки за голову! Банку на пол! — прошептал Рябов, вскидывая именной браунинг.
— Вы имеете право молчать… — подхватил я.
Подлец Казанова, явно нарушая европейский политес, сунул емкость себе за пазуху. И кувырком из зала.
Сыщик прицелился.
— Уйдет! — заскрипел зубами Рябов и нажал на спусковой крючок.
На выходе из зала Казанова рухнул.
4.
А ведь росточка он оказался порядочного! И нос, как уже было сказано, имел преогромный.
Какая потрепанность во всем его облике… Имидж шняжный.
Я наклонился над Джакомо, а он, подлец, схватил меня за горло.
— Х-х-х… — захрипел я.
Рябов навел в висок эротомана браунинг.
Казанова прикрылся мной как щитом. Пока еще живым.
Сыщик опустил оружие.
5.
Через полчаса мы сидели за столиком кафе Кораблестроительного музея и зорко глядели на заморского гостя.
— Я очень стар… — шамкал почти беззубым ртом маэстро. — А вокруг столько женщин! Миллиарды!..
— Тормозните, — предложил я, поливая русскую сосиску византийским перченым соусом.
— В молодости я публично поклялся на Библии у собора святого Павла, что не пропущу ни одну юбку. — Меня может спасти только эликсир из мошонки русского носорога.
6.
Ночью какая-то неведомая сила подняла меня.
Я взял в ванне баночку из-под майонеза, натянул походные пятнистые штаны и отправился…
И крадучись тронулся в Зоологический музей.
Я выдавил головой слуховое оконце полуподвала. Легко проник в апартаменты. Паркетные половицы в истерике закатывались, однако я упрямо шел к своей цели.
Вот он — красавец!
Русский носорог…
Такой матерый детина мог родиться только у нас, в России.
Я интимно подобрался к мошонке, достал перочинный ножик, банку, как вдруг в зале вспыхнул ослепительный свет.
Предо мной стоял сыщик Рябов.
— Не выдержали?
— Я хочу быть альфа-самцом.
— Да, пейте вы кефир, кушайте яичницу-глазунью и никаких проблем с потенцией у вас не будет.
Я сложил перочинный ножик, с тоской глянул на волжского носорога.
До свиданья, приятель. Мы еще с тобой свидимся.
Глава 51
Нос Гоголя
1.
В паутину интернета просочилось дикое: «В усыпальнице Тутанхамона школьниками из Болгарии замечен классик русской литературы, Николай Васильевич Гоголь».
— Вперед, Петя! — окликнул меня сыщик Рябов. — Только Гоголь сможет объяснить нам, что сейчас происходит с горемычной Россией.
2.
В Египте невообразимое количество бродячих собак. Маленькие и лохматые, огромные и хвостатые.
Пару раз псины накидывались на нас, но Рябов одним поднятием бровей останавливал злую свору.
— Кусков, — спросил меня детектив, — вам известно, что Гоголь до чрезвычайности обожал дворняг?
— Да… — согласился я из вежливости.
— Теперь делайте логическое умозаключение, — с тихим торжеством произнес Рябов. — Школяры не ошиблись. Гоголь здесь!
— Однако, инспектор, здесь его я не вижу.
— Наберитесь терпения.
3.
В гробнице Тутанхамона — тихо и торжественно.
Давно уж почивший царственный мальчик сиял золотой маской.
Казалось, он дико счастлив, что все так благопристойно устроилось.
— Не угодно ли, господам, устроить экскурсионный вояж? Всего за бакс? — обратился к нам пожилой египтянин.
— Да тут все и без слов ясно, — возразил я. — Вот — гробница… Тут же — усопший мальчик… А нам нужен Гоголь!
Экскурсовод заметно смешался. Накинул на носатое лицо какую-то египетскую материю, нырнул в толпу.
— Мне его лицо показалось знакомым, — заметил я.
— Это лицо вам известно по учебнику «Родная речь».
— Лермонтов? — сощурился я.
— Сами вы Лермонтов! Это был Гоголь.
— Что же мы его не схватили?
— Он не преступник, Петя, — посерьезнел Рябов. — А вот зачем он в Египте инкогнито, нам еще предстоит выяснить.
4.
Мы блукали с инспектором между илистой долиной Нила и Красным морем.
Мы, буквально, перещупали все пирамиды, а их в Египте предостаточно.
Нигде Николай Васильевич не обнаружился.
— Может, нам померещилось? — скосился я на Рябова.
Тот лишь сжимал могучие челюсти и хранил молчание.