— Я же тебя отправил в отставку?! — обалдел президент.
— Я из потомственных егерей, — оскалил зубы Медведкин. — С косолапыми на короткой ноге. Сам отдал.
— Ай, молодца! — обнял отставника Абрамкин. Забрал корону.
— Верните меня в предсовмины. А шею сверну глистократии.
— И верну!
Нургаляйкин подошел к малахитовому столику, взял свое недавнее заявление об отставке, порвал его на мелкие куски.
— И меня верните! Я стану родным братом Медведкину. Я не садист, я хороший.
— Верну… — расплакался президент. — Вы гляньте, какие люди?! Орлы!
— Думаю, о глистократии теперь можно забыть, — на выходе из Спасских ворот сказал я Рябову.
— Ах, Петя, Петя… — иронично скосился на меня гениальный сыскарь.
Глава 64
Кротовьи очки
1.
Как-то после музицирования на раскладном саксофоне сыщик Рябов резко спросил:
— Петя, а вам известно, что все гении сумасшедшие?
Я чуть не подавился утренней овсянкой.
— По-моему, это чудовищное преувеличение?
— А как же Ван Гог, отрезавший себе ухо? Эдгар По, умерший под забором?
— Это частности.
— Слабо же вы знаете историю… Понимаете, дорогой акушер, когда природа дает человеку чего-то слишком много, она требует возврат долга. Причем с грабительскими процентами.
Рябов оттер перламутровый мундштук саксофона клетчатым платком с монограммой частного сыскного агентства «Радуга».
— Почему вы об этом заговорили? — заиграл я желваками.
— Вчера видел интервью с председателем Центробанка.
— Павлом Гусем?
— Ага. Он обронил весьма странную фразу, мол, деньги — зло. Если уничтожить деньги, коррупция сама собой сойдет на нет.
— Мечты утописта.
— Если не припадок паранойи. А ведь Павел Гусь, без сомнения, фигура исключительно гениальная.
— Он зачем-то собирает марки немецких нацистов. Вяжет носки из шерсти тонкорунной овцы.
— Не только это. С отличием закончил Гарвард. Поднял Россию с колен, выплатив международному фонду все долги.
— Постойте, Рябов! Вот вы, например, очевидный гений. Назвать же вас безумцем у меня не повернется язык.
Зазвонил телефон. Опережая Рябова, я схватил трубку.
— Алло! Это Юрий Абрамкин. Ваш президент. То есть, президент РФ. Что, впрочем, одно и то же.
— Очень приятно… — почтительно сглотнул я слюну.
— Вы слышали, какую поганку по зомбоящику загнул Павел Гусь? Предлагает, зараза, всю наличность, до копеечки, прилюдно сжечь на Красной площади.
— Зачем? — сыщик безапелляционно выдернул у меня трубу.
— В целях борьбы с коррупцией и подростковыми суицидами.
— Что вы решили?
— Сначала я его хотел отправить в отставку, а потом в трижды орденоносную клинику имени Кащенко. Ночь не спал. Кусал подушку. Потом как озарило. А если попробовать? Как говорят в народе? Бог не выдаст, свинья не съест.
— От нас хотите чего?
— Быть рядом на стреме. Вы со своим гениальным умом…
— Ой, не надо!
— Я тоже лесть не люблю. Так вот… Чуть что не так, сразу дадите мне отмашку. И мы повернем оглобли назад.
— Главное не перейти точку возврата, — нервно поежился я.
— Короче! Первая партия бабок будет сжигаться в воскресенье, в 12.00. У Лобного места. Жду!
— Казнь денег?
— Именно! Я дал приказ ангажировать все возможные СМИ. Как отечественные, так и забугорные.
Президент отсек линию.
— Чао… — на автомате пробормотал я.
2.
К Лобному месту подъехали пять КАМАЗов, груженых наличностью. Причем только рублями.
Часы на Спасской башне с тяжкой внушительностью пробили полдень.
Юрий Абрамкин лично щелкнул китайской зажигалкой с изображением шанхайской гетеры.
Новехонькие пачки бабла горели скверно. Слишком плотно стянуты, нет кислорода. Если не верите, испытайте сами.
Павел Гусь подошел к дымящейся куче и пошевелил ее страсбургским зонтиком.
Патриарх всея Руси перекрестил разгорающийся костер полупудовым крестом с изысканными камнями Сваровски.
Огонь взялся горазд веселей.
Я наклонился к чуткому уху инспектора:
— Не догоняю, почему пипл не ломится за деньгами?
— Видимо, все очень горды. И в памяти жива сцена сжигания наличности в камине. Помните роман «Идиот» Достоевского?
— Безумная Настасья Филипповна?
— Точно.
К нам подошел Павел Гусь, сокрушенно разглядывал обгоревшее острие зонтика.
— Как вам фиеста?
— Бьютифул! — вспомнил я забытый английский.
— По мне, так тоже. Русаки ведь очумели от бабла. Нужна для затравки прививка, а потом и тотальное излечение.
К нам шагнул президент:
— Россия, как птица Феникс, воскреснет из пепла.
— Богоугодное дело совершаете, сыночки, богоугодное, — к нам подоспел патриарх Ферапонт.
— А почему сжигаются исключительно русские деньги? — дернул Рябов плечом.
Павел Гусь оживился:
— На забугорные денежки мы закупим народу одежу и продовольствие.
— Не только! — встрял президент. — Мы приобретем лучшие западные заводы и технологии.
Жена президента, Алина Борисовна, заслышала разговор, подплыла. Поправила черную бретельку лифа.
— Россиянам надо дать не рыбу, а удочку, — сощурившись, откомментировала.
— Спиннинг? — уточнил я.
— Вроде того.
Языки пламени поднимались все выше и выше. Становилось жарко.
«И зачем только Гусь взял зонтик? — озадачился я. — На небе ни облачка».
Рябов отмахнул от лица дым ассигнаций, достал из весеннего макинтоша пачку «Кэмела», щелкнул зажигалкой с раздевающейся жительницей Сан-Франциско.
— Все это так… Однако как вы поступите с валютой, коя осталась на руках граждан?
— Попросим сдать ее, — усмехнулся Абрамкин.
— Держите карман шире! — иронически всплеснул я руками.
Президент РФ посуровел:
— Тогда придется прибегнуть к карательным мерам. Государство же оно, как мать. Гладит-гладит по головке, а чуть что не так — хлабысь — по жопе ремнем.
