– И ты всё это сделал с моим вертолётом? Борта эпоксидкой? С тряпками?
Механик осторожно попытался освободиться из цепкого захвата, а когда не получилось, сдавленно захрипел:
– Вова, это же образно говоря.
– Образно? – переспросил летчик, выпустив жертву. – Точно?
– Ну да, для большего убеждения и впечатления. Так ты покатаешь ещё десантников, или мне от спирта отказываться?
– Вообще-то разговор шёл о трёх прыжках в неделю.
– Вова, но ведь капиталка!
– У нас она по графику в мае.
– Собственными силами с привлечением школьников из ДОСААФ?
– Ну да, а что? Есть какая-то разница?
– Очень большая. Если договориться и отправить вертолёт на завод… за канистру! А вторую работягам отдадим.
– Ты думаешь, что у них без спирта выпить нечего?
– Есть, – согласился Михалыч. – Но ты не понимаешь главного.
– И чего же я не понимаю?
– Того факта, что даже в век космических технологий спирт остаётся твёрдой валютой межотраслевого бартера. Мы работягам канистру, они её на что-нибудь очень нужное сменяют, те, в свою очередь, выбьют лимиты на сверхдефицитные материалы… и так далее по цепочке. И в итоге мы получаем несокрушимый щит нашей Родины, сделанный на коленке и голом энтузиазме. Дополнительно к плановому! А кто противится этому, тот недобитый вирусом пиндос, либерал и вообще гражданский активист.
Почему-то на «гражданского активиста» лётчик обиделся больше всего и с огромным трудом поборол искушение засветить механику в глаз:
– Чёрт с тобой, летаем весь день.
– Таругин ещё про ночные прыжки говорил.
– Значит, летаем до утра. И заряди в конце-то концов аккумулятор на своей рации!
Лиля не подозревала о кипении авиационных страстей, поэтому прыгала много и с удовольствием. Выбросы адреналина заставляли кипеть кровь, новые ощущения пьянили лучше любого вина, и время до темноты пролетело совсем незаметно.
– Готовы к ночному полёту, товарищ полковник? – старший прапорщик Таругин вышел из бытовки с довольной улыбкой, большим бутербродом в руке и застрявшими в буденновских усах хлебными крошками. – Или ещё по сто пятьдесят, и возвращаемся домой?
– В каком смысле по сто пятьдесят, Олег Витальевич?
Таругин неизвестно почему смутился и объяснил, старательно выдыхая в сторону от Лили:
– Да просто присказка у меня такая.
Заглянув в блестящие от ярких фонарей честные глаза старшего прапорщика, полковник Сафарова кивнула и сменила тему:
– А мы мимо аэродрома не промахнёмся в темноте, Олег Витальевич?
– Да никогда! – незаметно появившийся механик подбросил в руке что-то похожее на пульт от бытовой техники. – Вы как высоту наберёте, я прожектора включу. Они сверху будут хорошо видны. Прямо как освещённый перекрёсток в городе.
Нижний Новгород. Кабинет начальника управления КГБ по Приволжскому федеральному округу
– И что вы, товарищ подполковник, можете сказать по поводу вчерашнего инцидента? – голос генерала отражался от стен и метался по кабинету гулким эхом, постепенно теряющимся в звуконепроницаемых шторах на окнах. – К вам на голову опускаются два вражеских диверсанта и тут же исчезают в неизвестном направлении. А местные, мать их, чекисты узнают о происшествии только из утреннего выпуска новостей.
Подполковник Степанов, примчавшийся из Бузулука по вызову грозного начальства, попытался оправдаться:
– Товарищ генерал-лейтенант, может, это и не диверсанты были, а просто похулиганил кто? У нас в городе, кроме музея Чапаева, и нет больше ничего. Вообще нет стратегических объектов.
– Ты сам-то в это веришь, подполковник?
– Ну-у-у, теоретически…
– Слова-то он какие знает! – восхитился начальник управления. – Теоретически, значит? А практически – два парашютиста приземляются на центральной площади города, бьют морду милицейскому патрулю, захватывают «уазик» с мигалкой и спокойно покидают место преступления. Как такое может произойти? Кто мне ответит?
– Машину уже нашли, товарищ генерал-лейтенант.
– Кто?
– Из штаба десантного полка позвонили и сказали, что «уазик» обнаружен старшим прапорщиком Таругиным в степи между их городком и Бузулуком.
– Я не про это, – поморщился генерал и опять повысил голос. – Кто за этот бардак отвечать будет, ты догадываешься?
Глава четвёртая, военная, с небольшим сетевым заговором
Существует такое понятие, как неизбежные на море случайности. Обычно оно обозначает неприятности, происходящие вне всякой зависимости от обстоятельств и желания потерпевшего. Этакая гримаса судьбы, решившей немного покапризничать и повернуться к людям выпуклой частью спины. Кысмет, как говорят на Востоке, и остаётся только смириться и ждать, пока всё плохое уйдёт, нанеся положенный ущерб.
Но не нужно думать, что неизбежные случайности бывают лишь на море. Просто моряки, по обыкновению своему, часто имеют поэтический склад души и каждому явлению дают красивые и звучные названия. Сухопутные жители прозаичнее, только это вовсе не гарантирует им отсутствие непредвиденных неприятностей.
Лилия Сафарова их тоже не ждала – сами свалились на голову в тот момент, когда служба уже перестала казаться смешным спектаклем, но ещё не утратила новизну и не превратилась в одну длинную утомительную репетицию.
Всё началось с сигнала тревоги, поступившего в штаб полка непосредственно из министерства обороны, минуя командование дивизии. Хмурый генерал в коммуникаторе не стал много говорить, лишь коротко отдал команду:
– Поднимайте людей, товарищ полковник. Транспорты за вами уже вылетели и прибудут через тридцать две минуты.
И отключился, оставив Лилю в недоумении и растерянности.
– И что теперь делать? – задала она вопрос влетевшему в кабинет дежурному по штабу. – Какие ещё транспорты?
Оказывается, ответы на риторические вопросы всё-таки существуют. Во всяком случае, старший прапорщик Таругин, один из немногих оставленных в полку настоящих десантников, прояснил первый из них.
– Будем выполнять приказ, товарищ полковник! – и с размаху хлопнул ладонью по торчащей из столешницы большой красной кнопке.
Рёв сирены больно ударил по ушам, но, как ни странно, именно от этого звука Лиле стало гораздо спокойнее.
– Что дальше, Олег Витальевич?
Старший прапорщик поморщился от неуставного обращения, но с некоторых пор старался к нему привыкнуть:
– Нужно идти, товарищ полковник.
– Куда?
– К бойцам.
– А где они?
