– Олив?.. – начал мистер Данвуди, словно не был уверен, что называет правильное имя.
– Алек и Алиса, я очень прошу за все это прощения. – Миссис Дьюи решила пойти ва-банк. – Недавно Резерфорд был подвержен приступам лунатизма…
– Да, – перебил Резерфорд. – И сно-в-дома-влезания. И сно-кото-купания.
– Это весьма прискорбно, – сказала миссис Дьюи.
– Особенно для котов, – добавил Резерфорд.
– О, – только и выговорила миссис Данвуди, которая моргала, уставившись на ванну. Горацио, в свою очередь, уставился на нее прищуренными глазами.
– Мы искренне извиняемся за то, что всех вас перебудили, – сказала миссис Дьюи, переводя взгляд с Олив на ее родителей, – и очень ценим ваше понимание.
– Пожалуйста, не извиняйтесь, – вторил ей мистер Данвуди, который выглядел так, будто до него только сейчас начало доходить, что это не сон. – Я только рад, что мальчик пришел именно сюда, где он был бы в безопасности.
Резерфорд с Олив переглянулись.
– Да, – сказала миссис Дьюи. – Ну после того как мы тут за собой приберем, я отведу его домой в его собственную постель. Подай-ка мне полотенце, Резерфорд.
– Нет, нет, – возразила миссис Данвуди. – Мы сами вытрем. А вы отдохните. Наверняка для вас обоих это было большим испытанием.
– Я их провожу, – объявила Олив прежде, чем успел вызваться кто-нибудь из ее родителей.
Олив и семейство Дьюи спустились вниз по лестнице. Миссис Дьюи подождала, пока они не отойдут настолько, чтобы чета Данвуди их не услышала. Тогда она прошептала:
– Насколько я могу судить, Аннабель исчезла еще до того, как я успела подойти к твоей двери. Должно быть, она просто вбежала внутрь и тут же выбежала наружу. Не знаю, что ей было нужно, но…
– Мы знаем, – тихо сказала Олив. – Резерфорд вам расскажет.
Они задержались в прихожей, как раз у тяжелой входной двери. Луна бросала через окна длинные, растянутые полосы света, похожие на бледно-голубые руки, пытающиеся залезть внутрь.
– Я заново наложу чары, – негромко проговорила миссис Дьюи. – И, Олив… думаю, будет хорошо, если ты станешь заходить ко мне домой время от времени – скажем, раз в неделю? Я могла бы научить тебя кое-каким вещам.
Она открыла входную дверь и помедлила, внимательно оглядывая крыльцо, ступени и лужайку. Все было тихо. Миссис Дьюи в последний раз чуть улыбнулась Олив, и ее круглая цветастая фигура переместилась за дверь.
Олив и Резерфорд замешкались на пороге. Между ними пронесся порыв влажного ночного ветра. Олив стало холодно в мокрой одежде, кожа покрылась мурашками, и она поняла, что онемение наконец-то прошло.
Шепотом, который, как она надеялась, не расслышит его бабушка, Олив требовательно спросила Резерфорда:
– Как ты узнал?
Резерфорд моргнул.
– Как я узнал что?
– Все! Как ты узнал, где меня искать? Как ты узнал, что мне нужна помощь? Как ты узнал, что надо взять с собой водяные пистолеты? Как ты уговорил котов помочь тебе? Как ты узнал?
– Ну, с котами было просто, – уклончиво ответил Резерфорд. – Леопольд уже сам искал повод снова тебе поверить, так что мне осталось только объяснить, что происходит, – он помедлил: – а Харви, думаю, просто очень уж понравились пистолеты.
– Но как ты узнал, что происходит?
Резерфорд посмотрел на Олив. Лунный свет превратил его очки в две маленькие мерцающие луны. Он слегка переступил с ноги на ногу, словно решая, куда ему повернуть.
– Я чтец, – вымолвил он наконец.
– Я знаю, – нетерпеливо сказала Олив. – Ты вечно читаешь. Так ты и узнаешь странные слова типа плевозавра и эспатронов.
– Эскадронов, – поправил Резерфорд. – Я не про книги. Я про… – он помедлил. – Я читаю… Я читаю чужие мысли.
Олив была не в силах пошевелиться, а в голове у нее тем временем спешно пролистывались задом наперед все воспоминания, связанные с Резерфордом. То, как он всегда, казалось, догадывался, что у нее на уме. Странное, испытующее выражение, порой появлявшееся на его лице, когда он на нее смотрел. То, как он вечно появлялся, словно из ниоткуда, как раз тогда, когда начинало происходить что-то интересное. Внезапно неправдоподобное признание Резерфорда стало донельзя походить на правду.
– Я должна была догадаться, – выдохнула Олив.
Резерфорд кивнул.
– Представлялось разумным отложить посвящение тебя в тайну настолько, насколько можно. Это свойство куда более полезно, если о нем не знают. Теперь знаешь ты и моя бабушка.
Резерфорд поглядел на миссис Дьюи, ждавшую его на крыльце.
– Трудно знать наверняка, кому верить, – прибавил он, чуть пожав плечами. – Даже если умеешь читать чужие мысли.
– Наверное. – Олив заколебалась. Ей вспомнились выведенные изящным почерком с завитушками слова Аннабель. «Трудно понять, кому верить, не правда ли?» – Так это и была та «довольно большая тайна», про которую писала Аннабель, да?
– Это представляется весьма вероятным, – согласился Резерфорд. – Шпионя за мной и моей бабушкой, она легко могла это вычислить.
– Так ты… можешь сказать, что Аннабель думает прямо сейчас? – спросила Олив, слегка поежившись и глядя на пустую Линден-стрит.
Резерфорд покачал головой:
– Она не человек. Всего лишь портрет. Это по-другому работает. И с котами то же самое; я совсем не могу читать их мысли. На самом деле, это очень жаль. Я был бы счастлив узнать, что думает Харви.
Олив улыбнулась:
– Я тоже.
– Обычно мне нужно смотреть человеку прямо в глаза, когда я его читаю, – продолжил Резерфорд. – Однако людей, которые мне ближе всего, я могу считывать даже на расстоянии – во всяком случае, именно к такому заключению я пришел. Я полагал, что это работает только с членами моей семьи, но, судя по всему, дело не в этом. Поскольку единственные, кого я могу читать издалека, это мои родители, бабушка и… ты, – закончил Резерфорд. – Вот как я узнал, что сегодня ночью тебе нужна была помощь.
Олив посмотрела мимо Резерфорда на миссис Дьюи, которая все еще ждала на крыльце, притворяясь, будто не подслушивает их разговор.
– Почему ты раньше мне об этом не рассказал? – спросила она.
– Ты тоже скрывала от меня многие вещи, – просто сказал Резерфорд. – Гримуар, и что ты с ним сделала. Краски – что ты сумела их смешать и использовать. Было ясно, что ты на самом деле не доверяешь мне, и мне было довольно трудно доверять тебе.
Олив опустила взгляд на половицы, синеватые в лунном свете.
– В знак полной откровенности, – продолжил Резерфорд, – я принял решение. Если ты позволишь мне помогать тебе, и больше не станешь скрывать от меня значимые вещи, я думаю, что предпочту остаться здесь.
