Но тут выходивший из ее вагона пассажир отодвинул девушку в сторону, задев плечом, и Майя аж вздохнула, прерывая этот взгляд и как бы прогоняя свою шалопутную, странную мысль, успевшую обдать теплом где-то у сердца.
Задевший ее дядька извинился, она ему улыбнулась отстраненно, кивнула, поправила дамскую сумочку, перекинутую через плечо наискось, повесила на согнутую руку дорожную сумку и, стараясь не смотреть больше в сторону мужчины, вызвавшего такие неожиданные эмоции, поспешила вслед за всеми к зданию вокзала.
На вокзале она немного замешкалась: то туалет посетить после долгой дороги; то выспрашивала, где останавливается нужный автобус. А когда доехала до Речного вокзала, если можно так громко назвать маленький домик с кассой и диспетчерской, рядом белую кирпичную коробку туалета, пару больших пирсов на реке и ряды лавок под навесом для ожидающих пассажиров, то подивилась количеству собравшегося народа.
Как выяснилось, здесь ходили не только каботажные катера, но паром и иногда большие экскурсионные суда. Но эти редко – раз в неделю, иногда два – глубинка России, Сибирь, что вы хотели, хоть край величиной с небольшое европейское государство и со своей интересной историей, чудесными городками, памятниками и уникальными природными ландшафтами красоты сказочной, но все же глубинка.
И вот там-то, на берегу, Майя снова увидела того мужчину из поезда, который ее так заинтриговал, вызвав странные мысли, волнение и теплоту в груди. Он стоял особняком от всех на высоком берегу у начала ступенек, ведущих вниз к кассе и пристаням, и смотрел через реку на дальний берег, погрузившись в свои мысли.
Майя встала в очередь в кассу и, пока ждала, все поворачивала невольно голову и посматривала наверх на стоявшего как изваяние мужчину; вот не могла не смотреть, словно ее неодолимо притягивала эта загадочная в своем подчеркнутом одиночестве и отстраненности от мира фигура. Возле него на земле стоял здоровенный рюкзак, явно набитый какими-то вещами под завязку. Ей и эта деталь оказалась страшно любопытной, и Майя все гадала, зачем ему столько вещей и, усмехнувшись невольно, даже двинула теорию, что незнакомец в монастыре поселиться собрался или вообще в монахи определиться насовсем.
Взяв билет, она неспешно прогулялась по берегу туда-обратно, размяться после длинного и уже сильно измотавшего пути. Постояла, обозревая пейзаж, и вздохнула глубоко, с удовольствием втягивая в себя вкусный чистый воздух.
Было совсем ранее утро, солнце уже почти поднялось из-за горизонта, все еще окрашивая мир розово-алыми сполохами нового дня. На противоположном высоком берегу просматривались величавые сосны, верхушки которых еще плескались в этих рассветных, казавшихся на их зеленой хвое алыми переливах, река плескала о берег, стрекотала какая-то звонкая птица, мир просыпался и казался прекрасным. Если бы не людской гомон на берегу, можно было бы подумать о его первозданности и чистоте. Майя почувствовала умиротворенность в душе от этой красоты, с удовольствием постояла еще, вдыхая полной грудью пахнущий рекой воздух, и побрела назад.
Когда она проходила мимо ряда лавок, заполненных людьми, вдруг какая-то женщина окликнула ее:
– Девушка, идите сюда! – и призывно махнула рукой. – Я подвинусь, присаживайтесь.
– Спасибо, я лучше прогуляюсь еще, – поблагодарила Майя.
Садиться она не хотела, отчетливо представляя, что последует за этим радушным предложением. Но женщина настаивала и уже подвинулась, освобождая место рядом.
– Садитесь-садитесь, – похлопала она рукой по лавке рядом с собой. – В ногах правды нет. А если вы в Пустонь едете, то там еще настояться придется эхе-хе, несколько часов подряд.
– В Пустонь, – сдалась Майя и вздохнула безысходно, усаживаясь рядом.
– Я тоже туда, – покивала понимающе женщина. – Уже второй раз.
И за этим замечанием неизбежно, как лавина, перезревшая на склоне горы, последовало повествование о ее беде и болезнях. Это был уже пятый рассказ о горестях, выслушанный девушкой. Три женщины в поезде, по очереди, а иногда и перебивая друг друга, одна попутчица в автобусе, и вот еще и сейчас…
Майя слушала вполуха, не от холодной бесчувственности, а скорее от некой защитной реакции сознания, уже уставшего себя укорять, ругать и мучиться чувством вины.
Но Майка слушала, как наказание принимала.
Шестой рассказчицей о своем горе-беде стала женщина на катере, рядом с которой Майя устроилась на палубе, усевшись на свою стильную дорожную сумку, не монтирующуюся, как и сама девушка, с этими суровыми местами, стареньким катерочком с облупленной краской в десятки слоев и с этими простыми, истинно страждущими людьми.
Хотя нет, не совсем. Народ как раз здесь собрался разный и из разных краев страны – в основном женщины, мужчин было гораздо меньше. Социальное расслоение имело место и было довольно заметно. Много простых людей невеликого или среднего достатка, есть и позажиточней, Майя заметила несколько женщин, явно дорого упакованных: салон, маникюр, прически, одежда из бутиков. Да и некоторые мужчины точно тянули на бизнесменов средней и повыше руки, по крайней мере, на людей из народа они точно не походили.
Она снова бросила взгляд на мужчину, стоявшего недалеко от нее на носу катера, прикрыла глаза и откинула голову на бортик.
– Ох, я вас заговорила, – спохватилась соседка. – Все про себя тут жалуюсь и жалуюсь, а у вас наверняка своя беда непростая, коль вы в Пустонь добираетесь. И то правда, отдохните.
Майя не ответила. А что ответишь? Признаваться, что по глупости в Пустонь собралась, по непониманию того, с какими тяжелейшими проблемами люди сюда едут за самой последней надеждой на помощь. И не развернулась, не уехала обратно только потому, что привыкла доводить дело, за которое бралась, до конца! А сбегать сейчас, когда с такими трудностями преодолела весь путь и уже практически добралась до места, стало невозможно. Что ответить?
Нет у нее никакой беды!! И горя тоже нет!! Нет! Дурость есть, как выяснилось, а горя вот нету!
И постаравшись отгородиться от всего – от шума громко урчащего мотора катера, от гомона людских разговоров, от плеска воды за кормой, от голоса соседки и даже от мужчины, стоявшего на носу корабля, – она вдруг четко и ясно вспомнила, как и по какой причине оказалась здесь, в Сибири, на задрипанном катерочке, в глухомани Российской державы.
Две недели назад Майя Львовна Веснина, разумная взрослая и даже успешная и деловая девица тридцати трех лет, рыдая на большой стильной кухне в московской квартире своих родителей, была абсолютно, стопроцентно уверена, что у нее ужасная, непреодолимая проблема!
Просто беда всей жизни!
И вообще все и навсегда теперь с ней плохо!
Еще тринадцать лет назад она заподозрила, что с ней что-то не так, не совсем в порядке, но тогда все посчитали случившееся с Майечкой расшалившимися нервами и стечением неблагоприятных обстоятельств. Но теперь-то она точно убедилась, что никакие это не нервы, а рок. Напасть непонятная! Как там говорят? Проклятие? Или порча? Да боже мой, хоть что!
