Берса облегченно вздохнул, решив, что полковник СБУ не хочет убивать бедняжку.
– Сначала в чувство приведите! – закричал Крикун и дернул головой. – Я хочу, чтобы она до конца живая была!
Помощники стали трясти девушку и хлестать по щекам. Один из кочегаров подошел и плеснул ей на лицо воды.
Она открыла глаза.
– Вперед! – обрадовался бугай.
– Ногами суйте! – давал наставления Крикун. – Так дольше будет мучиться!
Изуверы, словно пушинку, перевернули девушку. Топка снова распахнула свой алый зев. Даже на расстоянии Берса почувствовал жар.
Нечеловеческий крик разорвал перепонки, пробрал до костей и завяз глубоко в мозгу.
Всунув орущую жертву в раскаленное нутро печи, изуверы картинно тряхнули руками и вытерли. Даже когда закрылась дверца, Берсе казалось, что он слышит, как девушка бьется внутри.
– А ведь мы даже не узнали, с кем остался ее ребенок, – ни к кому не обращаясь, сказал он.
– А зачем? – удивился Крикун и показал рукой на выход.
Глава 13
Перевалочный пункт
– Я этот год не сидел сложа руки, много двигался, но чувствую, что отвык от серьезных нагрузок, – сказал Шамиль.
– Где ты видел нагрузки? – насмешливо спросил Вахид.
– Сначала в Венгрию прилетели, оттуда в Стамбул и вот теперь сюда. Все самолетом, – Шамиль посмотрел вдоль улицы. – Может, просто старый стал?
– Если ты старый, значит, мне и вовсе умирать пора. – Вахид улыбнулся в усы.
– Помнишь учения в Сирии, а потом перелет на полигон под Мурманском? – неожиданно спросил Шамиль.
– Разве такое забудешь? – удивился Вахид. – Я думал, мозги закипят. Утром прыжки и марш-бросок по пустыне, а вечером стрельбы при минус сорок!..
– А на следующий день Пятигорск, – проговорил Шамиль. – Бой в горах.
– И Хабаровск, – подытожил Вахид.
– Я думал, не выдержу, – признался Шамиль.
Учения преследовали цель проверить выносливость офицеров спецназа при смене часовых и климатических поясов. Они проводились каждый год, осенью, когда за Полярным кругом уже стояли морозы, а в Сочи еще плескались в море дети.
– Что-то разговорились мы с тобой, – спохватился Вахид и огляделся по сторонам. – Совсем расслабились.
Они бесцельно брели по вечернему городу, волоча на себе баулы с вещами и снаряжением, которое приобрели еще в Стамбуле.
Сезон уже прошел, но в Газиантепе все же было много туристов. На улицах то и дело раздавалась английская, немецкая, русская речь. Город, выросший вокруг древней крепости, привлекал к себе внимание любителей истории и старины. Истинные гурманы древней архитектуры называли его Парижем Востока.
– Может, пора? – не выдержал Шамиль.
– Пошли, – согласился Вахид.
Откуда-то из окна доносилась музыка, пахло углем и нечистотами. Повсюду сновали стайки подростков. О чем-то переговаривались мужчины постарше. Чувствовалось, что с наступлением темноты здесь станет небезопасно.
Они миновали Османский парк с причудливыми деревьями и цветами и оказались в настоящих каменных трущобах. Улицы, образованные безликими домами, были до того узкими, что Шамилю пришлось идти сзади, а Вахид то и дело цеплял стены баулом, заброшенным за спину.
– Кажется, здесь. – Вахид встал перед калиткой, сваренной из нескольких кусков железа и обитой по краям доской.
– Звонка нет, – сказал Шамиль и несколько раз ударил кулаком по железу.
– Кто? – донеслось словно из могилы.
– Если ты Ислам, то мы к тебе от Хаджи.
Лязгнул засов, калитка открылась. Взорам гостей предстал мужчина невысокого роста, уже далеко не молодой, в длинной, почти до колен рубахе. Глубоко посаженные глаза, сросшиеся на переносице брови и окладистая, белая от седины бородка. На голове кожаная шапочка, похожая на тюбетейку. Мужчина посторонился, пропуская гостей во дворик размером с песочницу, в который выходили три двери, сделанные из фанеры.
– Проходите, – разрешил он.
По скрипучей, ходившей ходуном лестнице они поднялись на третий этаж. Здесь, в комнатушке с оконцем, похожим на амбразуру, стояли небольшой низенький столик и несколько кроватей. На одной из них лежал рослый бородач в футболке и джинсах.
– Располагайтесь. Потом спуститесь вниз, – сказал Ислам и ушел.
Громила сел.
– Вы чеченцы? – спросил он охрипшим от сна голосом.
– Разве не видно? – вопросом на вопрос ответил Вахид и поставил сумку на пол.
– Откуда приехали? – допытывался бородач.
– Из Анкары, – уклончиво ответил Вахид.
Мужчина встал и подошел ближе.
– Меня Мовса Закахаев зовут. Я родом из Аргуна. Слышал про Закахаевых?
– Почему ты сразу все говоришь нам? – удивился Шамиль. – Ведь даже не знаешь, кто мы.
– Сюда приходят только за тем, чтобы поехать в соседнюю Сирию или Ирак. – Мовса снова сел на кровать.
Вахид посмотрел на окно, потом на нового знакомого.
– Где здесь делать намаз?
– Разве сейчас есть время для него? – удивленно воскликнул Мовса. – Я много пропустил. Потом наверстаю.
– Э-э! – Вахид поднял руку на уровень уха. – Многие так говорят! Страх это! Всегда одна и та же отговорка: «Как я буду делать намаз, если много воюю и пропускаю нужное время? Какой потом смысл совершать новые?» Ты тоже откладываешь молитвы. Не боишься?
– Чего я должен бояться? – теребя редкую бородку, делано удивился Мовса.
– Ну, например, того, что это время для тебя никогда не наступит.
– Как это? – Мовса захлопал глазами.
– Ты можешь попросту умереть раньше, – объяснил Вахид. – Нельзя лишать себя возможности оказаться среди тех, кто войдет в рай. Намаз не отнимает много времени, но очищает помыслы и сердце, становится преградой между мусульманином и шайтаном. Он приближает тебя к Аллаху. По намазу Всевышний будет судить о твоих делах.
– Я согласен с тобой. – Мовсе стало неловко. – Хочешь, сейчас схожу и спрошу хозяина?
– Не надо, – раздался голос.
Все обернулись. Ислам стоял в дверях. За его спиной угадывалась фигура женщины, скрытая занавеской.
– Я даже не заметил, как ты вошел, – удивился Шамиль. – Когда мы поднимались по лестнице, она скрипела так, что это было слышно даже в центре города.
Ислам развернулся, взял из рук женщины аккуратную стопку белья и протянул Шамилю.
– Возьми.
Вечером, перед ужином, Мовса с Вахидом и хозяином дома молились в комнате первого этажа.
