И вот однажды он по рации передает, что в такой-то день и час выходит из дома и будет переходить линию фронта. Мы приготовились к задержанию. Я должна была зайти в подъезд к 14 часам и, когда он выйдет из квартиры, дать сигнал белым платочком через окошко этажом выше. Там уже выставили стекло.
Пришла в подъезд часа на два раньше. И вижу, что офицер уже спускается вниз. Увидев меня, остановился, пропуская меня, и стал смотреть вслед. Прохожу один этаж, второй, третий и боковым зрением замечаю, что он все стоит. Дошла до последнего этажа, стучу в первую же квартиру. Старческий женский голос спрашивает: «Кто?» Я называю женское имя, первым пришедшее на ум. Открывается дверь, вхожу в квартиру и прошу стакан воды. Когда старушка пошла на кухню, быстренько выскакиваю на лестничную площадку и, сняв туфли, спускаюсь к окну. Успела-таки махнуть платком и увидела, как со всех сторон направились к подъезду парами наши сотрудники. Я вроде бы успокоилась: не опоздала.
Присела на подножку лестницы, а встать не могу. За мной поднялись наши ребята и рассказали, что объект задержан и уже в машине. Все было сделано молниеносно.
За операцией наблюдали Абакумов, начальник Главного управления контрразведки «Смерш», и мой непосредственный начальник. Было это на углу Рождественки и Кузнецкого моста, около Архитектурного института. Машина увезла задержанного к дому № 2 на Лубянке.
Я знаю, что Абакумов довольно часто лично присутствовал при задержании особо опасных вражеских агентов.
Капитан в отставке Анна ЗИБЕРОВА
Ошибка резидента
С первых дней Великой Отечественной войны и до полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады я служил в особых отделах частей Ленинградского фронта. А с 1944 по 1945 год был начальником следственного отделения Главного управления контрразведки Войска Польского.
В феврале 1944 года, когда наши войска освобождали Ленинградскую область от фашистских оккупантов, я работал старшим следователем в особом отделе 67-й армии. Именно тогда мне удалось разоблачить резидентуру абвера, оставленную в районе Сиверской, где располагался аэродром нашей авиации.
В моем производстве находилось несколько дел на немецких пособников — старост, полицаев и других предателей. Приходилось допрашивать и иных подозрительных. Один из таких — Спирин, житель Сиверской, рассказал, что в декабре 1943 года был завербован немецким офицером для выявления партизан и лиц, связанных с партизанами. Перед отступлением офицер передал его на связь некоему Пинкину, проживающему в совхозе «Белогорка», поручив наблюдать за передвижением наступающих советских войск. Пинкин по профессии портной, живет в собственном доме. Во время оккупации у него квартировали офицеры из местной комендатуры. С одним из них сожительствовала дочь Пинкина, которую немец увез с собой при отступлении. Сам Пинкин тоже собирался уехать с немцами, что, очевидно, и сделал. Спирин заявил, что, как он полагает, еще несколько человек в поселке выполняют задания немцев и связаны с Пинкиным. Фамилии этих подозреваемых он назвал. К тому времени мне как раз предстояло отправиться в Сиверскую по служебным делам.
Находясь в Сиверской, я допрашивал свидетеля о преступной деятельности одного немецкого пособника. Между делом спросил, как себя вели другие жители по отношению к немцам. Неожиданно допрашиваемый сказал, что Пинкин никуда не уехал и продолжает жить в своем доме, который в числе немногих остался не тронутым немцами при отступлении. Внезапно возникшая ситуация обязывала меня принимать важное решение самостоятельно. Если немецкий резидент дома, то я обязан задержать его и доставить в отдел. Но как? Для этого я продумал легенду: мол, являюсь начальником обозно-вещевого снабжения одной из летных частей и ищу портного, чтобы обшивать наших летчиков, обносившихся в блокадном Ленинграде. Так и сказал Пинкину, придя к нему домой. Он охотно согласился. Особенно понравилось мое предложение его жене, которая стала страстно уговаривать мужа принять это предложение.
В разговоре выяснилось, что Пинкин уже взят военкоматом на учет. Понимая, что надо скорректировать свои действия, я уточнил, где размещается военкомат, и договорился с Пинкиным, что завтра мы там и встретимся. Ну а сам, разыскав представителя военкомата, сообщил ему о своих планах задержания Пинкина.
Ночевал я у оперуполномоченного особого отдела, обслуживавшего Сиверский аэродром. Заснуть не мог, еще и еще раз обдумывал предстоящие действия — правильно ли я поступаю, а вдруг он уже заподозрил неладное и скроется…
Спозаранку поспешил к представителю райвоенкомата, который стал заполнять ведомость о передаче Пинкина в мое распоряжение. В это время я в окно заметил, как во двор РВК въезжает на санях-розвальнях Пинкин с женой. «Неплохо же ты, предатель, поработал на немцев, — подумал я, — если они не только твой дом не тронули, но и лошадкой снабдили.»
Процедура передачи и приема «призывника» была недолгой. Пинкин распрощался с женой, и мы пешком отправились к большаку, ведущему из Гатчины в Лугу. Настроение мое было на уровне: мол, без особых затруднений прихватил резидента противника и везу его туда, где тому и положено быть. Однако через несколько минут произошло неожиданное. По моему сигналу остановился ЗИС-5, доверху загруженный ящиками. Я подсадил своего «подопечного», а сам попросил водителя остановиться у поворота на Толмачево. Но сесть в кузов не успел, едва стал ногой на заднее колесо, как шофер дал газ.
Падая, я сильно ушибся. Поднявшись, что-то прокричал вслед удаляющемуся грузовику, но меня никто не услышал. Получалось, что мой резидент укатил на автомобиле. Впоследствии я выяснил, почему же Пинкин не попытался остановить машину. Оказалось, что он сел спиной к борту, через который я пытался взобраться в машину, и не заметил, что я упал. Он был уверен, что я в кабине вместе с водителем, и был страшно удивлен, когда машина остановилась у поворота на Толмачево, а меня в ней не оказалось.
На попутке я пустился вдогонку и увидел «беглеца» у поворота на Толмачева. Он стоял в растерянности.
В Толмачеве резидента поместили в камеру предварительного заключения, а на другой день я под конвоем препроводил его в Гатчину, где приступил к допросам. Задержанный был обескуражен и больше всего удивлен тем, как его задержали. На первом же допросе и на последующей очной ставки со Спириным Пинкин дал показания о своей принадлежности к фашистским разведорганам и полученном от них задании по сбору шпионских сведений. Рассказал и о четырех агентах, состоящих у него на связи. Завершал следствие уже не я — дело передали в следственную группу особого отдела фронта.
За задержание и разоблачение фашистского резидента меня наградили орденом Красной Звезды.
Майор в отставке Федор ГАСИЛОВ
Как «23» агентов погубило
Начиная с 1943 года абвер стал активно перебрасывать свою агентуру через линию фронта на самолетах. Помню, на 3-м Украинском фронте, в состав которого входила наша 5-я армия, на территории Молдавии, в районе Тирасполя, мы получили сигнал от одного пастуха, что в прифронтовой полосе в районе Фрунзенское он слышал в ночное время гул самолета и наблюдал, как приземлялись несколько парашютистов.
