— То есть действительно «Смерш» был этакой вездесущей организацией и все командиры и военачальники были, что называется, «под колпаком»?
— Да ну что вы, даже если бы и была поставлена такая задача, это невозможно было бы сделать! Как может ее решить отдел военной контрразведки, который имел всего десяток человек.
— Это в полку?
— Нет, это в дивизии по пять-десять человек в зависимости от дивизии. В армейском же аппарате было четыре отделения, по три-четыре человека в отделении, и все! Каждый оперработник выполнял свои прямые задания! В частности, первое отделение — в его составе были три человека — обеспечивало безопасность штаба; на него же была возложена и безопасность ВЧ-связи — это прямая связь со Сталиным. Кто же это мог уследить за каждым, как вы говорите?
— Но ведь, конечно, в решении непростых задач вам помогали и военнослужащие. Почему, как вы считаете, они оказывали оперативным работникам помощь и поддержку?
— Люди понимали, да и сейчас, думаю, понимают, что военная контрразведка работает в интересах защиты Отечества, нашего государства. Кроме того, в тот период была очень серьезно поставлена тема бдительности, сохранности секретов…
— Той самой легендарной «военной тайны»?
— Ну конечно! Она прорабатывалась сверху донизу, и соответствующий настрой у людей был общий — от солдата до генерала. А потому они понимали, что наша работа необходима, и действительно старались помочь. Кстати, могу вам сказать, что во время войны на нас нередко работал и противник — военнослужащие вермахта, гитлеровских спецслужб.
— А они-то почему? На какой основе?
— Да знаете, тоже без особого нажима. Ну, конечно, в отдельных случаях какой-то нажим был: или мы тебя посадим — или давай работай! Это понятно. Но чаще всего они сами понимали, что дело гитлеровцев бесперспективно, что русские в конце концов победят, и заранее хотели защитить себя от неприятностей.
— К этой очень интересной теме — агентуре в рядах противника — мы вернемся, но сначала несколько уточняющих вопросов. В частности, какие взаимоотношения были у вас с армейским командованием?
— Только положительные! Я служил в знаменитой 16-й — в последующем 11-й гвардейской — армии. Ею командовали такие легендарные военачальники, как генералы Михаил Федорович Лукин, Константин Константинович Рокоссовский, после него — Иван Христофорович Баграмян. Так вот, командующие часто к нам приходили. Причем по разным причинам. Например, идет разработка очередной операции — они побаивались, как бы информация из штаба не утекла, и приходили в отдел военной контрразведки. Мол, у вас более безопасно, давайте у вас все и обсудим. Часто заходили по личным вопросам…
— Это как понимать?
— Да просто поговорить за чаркой! Все же люди, а потому им тоже порой хотелось душу излить в безопасности. Приходили к нам передохнуть в более-менее спокойной обстановке.
— Ну да, вы же для них не были прямыми подчиненными, а потому действительно можно было душой отдохнуть…
— В общем, с командованием у нас все нормально было. И с политсоставом тесная связь была, а с прокуратурой вообще постоянная — часто общались, совещались. Не было у нас ни с кем никаких противоречий!
— Иван Лаврентьевич, но вот сейчас на военную контрразведку возлагают ответственность за заградотряды.
— А при чем здесь военная контрразведка? Заград отряды были созданы по линии командования. Дело это было необходимое: в 1941 году было много паники, а паника во время боев — самое страшное. Бегут люди, черт возьми, и все тут! Многие сдавались в плен — кто-то добровольно, кто-то и в силу беспомощности. Для того чтобы сдержать это, и были созданы заградотряды из военнослужащих.
— Военнослужащих НКВД?
— Нет, из красноармейцев! НКВД тут ни при чем. Да и военная контрразведка в то время была подчинена Наркомату обороны, а не НКВД.
— Значит, военная контрразведка вообще не имела к заградотрядам никакого отношения?
— Не совсем так — к ним прикреплялись оперработники. Были созданы фильтрационные пункты, где путем опроса, допроса решалось, что делать с этим человеком. Или он действительно паникер и дезертир, или все-таки может воевать дальше. Тут же формировали воинские подразделения, и большинство бойцов отправляли в действующие части — многие из них потом отлично показали себя в боях. Но ведь под видом отступающих, вышедших из окружения, немцы забрасывали и много агентуры. А потом еще стали выявляться агенты из числа тех, кто бежал из немецкого плена, — мы тоже были вынуждены проверять, действительно ли он бежал от немцев или же специально ими заброшен, в том числе под видом раненых много забрасывали.
— То есть работы в этом направлении было много?
— Очень много! Фильтрационная работа военной контрразведки была обширной.
— Между тем у нас как-то вошло в сознание, что заградотряды только тем и занимались, что расстреливали отступающих…
— Неправда это! Конечно, может быть, где-то такие случаи и были, но наша 16-я армия таких событий не знала. Хорошо помню, как в 1942 или 1943 году по приказу командира дивизии перед строем был расстрелян один дезертир: это был единственный случай, о нем было объявлено, так сказать, в порядке воспитания людей.
— Вы сказали, что после разбирательства в фильтрационных пунктах большинство бойцов возвращали на фронт. В состав штрафных частей?
— В штрафные роты и батальоны, на более ответственные участки фронта отправляли только тех, кто, по данным военной контрразведки, вызывал сомнения. Кстати, в кино сейчас показывают: мол, штрафной батальон состоял из уголовников. Не было такого! Штрафные батальоны и роты были сформированы из тех, кто проявил трусость в бою, чтобы дать им возможность искупить вину кровью. Штрафников действительно отправляли на самые опасные участки фронта.
— Правда ли, что штрафникам порой не давали оружия, что их, бывало, намеренно направляли на минные поля…
— На фронте без оружия вообще никто не ходил. Штрафники использовались для прорыва обороны и захвата определенных участков территории, с тем чтобы в последующем вести оттуда наступательные действия, а этого без оружия никак не сделаешь! Возможно, где-то кто-то и попадал на минные поля, но ведь всего не учтешь. Мины и немцы, и мы широко использовали. Но чтобы штрафников специально на мины гнали, о таком я не знаю.
— В современных фильмах и многих публикациях из работы военной контрразведки уходит главное — как-то забывается, что прежде всего она противодействовала германским спецслужбам. Вы можете оценить тогдашнего противника?
— Противник был очень сильным, что там говорить. Особенно активно действовала германская разведка в районе боевых действий, непосредственно на линии фронта. У них были десятки школ по подготовке агентуры и разведчиков.
