— Приходится слышать, что разведчиков немцы буквально «штамповали», беря, так сказать, массовостью…
— Я не располагаю данными относительно теоретической подготовки их агентов, но хорошо знаю, что все они были с достаточной практической подготовкой, как правило, с высшим образованием, со знанием языков, особенно русского. Некоторые из немецких разведчиков побывали на нашей территории еще до войны под прикрытием советников, каких-то военных специалистов, промышленников, экономистов, то есть прошли очень серьезную подготовку. К тому же учтите, что они до этого прошли многие страны и везде разведкой занимались: во Франции, в Бельгии. В общем, пол-Европы захватили с участием разведки. А с началом войны у них были открыты десятки разведывательных школ.
— То есть дело было поставлено «на поток»?
— Как сказать? В этих фронтовых школах агентуру готовили примерно в течение года — серьезно готовили, очень солидная подготовка была. Не только теоретическая, но и практическая, и физическая. Готовили и диверсантов, и террористов, и тех, кого хотели внедрить в наши штабы. Преподавательский состав в основном был из старых их разведчиков, преподавали и некоторые белоэмигранты или сынки белоэмигрантов. Часто в школах появлялось руководство, в том числе рейхсфюрер СС Гиммлер и другие, — проверяло. В общем, подготовка солидная была.
— Из кого подбиралась агентура?
— Из наших военнослужащих, из числа военнопленных в основном, и предатели там были, понятно.
— Вы можете сравнить уровень подготовки немецких агентов и нашего оперативного состава?
— По сравнению с нами с точки зрения практической подготовки они, несомненно, были более серьезно подготовлены.
— Почему?
— У нас же кадров все время не хватало! Бегло выбирали людей для этой цели, многие без всякой подготовки были, а их сразу в дело. Вся учеба была на уровне инструктажа опытного работника — личным показом. Вот и моя судьба сложилась таким образом, что я начальное, если так можно выразиться, образование получил от практических работников, которые возили меня с собой по окопам, объясняли, помогали приобрести хотя бы первичные навыки… А ведь оперативная работа — дело очень непростое! Потому и не все удавалось, много было срывов и провалов. И все-таки малыми своими силами военная контрразведка решала обширный круг задач. Я скажу, что в целом она с этими задачами справилась и внесла достойный вклад в достижение нашей победы.
— Тогда объясните: за счет чего? Что удалось противопоставить профессионализму гитлеровских разведчиков — патриотизм, энтузиазм?
— И это тоже. Мы ведь трудились день и ночь, обеспечивая безопасность штабов и войск. Тут у нас были условия поставлены строжайшие. Но и оперативную работу удалось наладить. Так, нам очень помогла работа за кордоном, непосредственно в немецких разведывательных школах. Многих учащихся мы перевербовали — они практически на нас работали, своевременно давали информацию: кто готовится и куда будет забрасываться, по каким приметам его можно обнаружить. В этих школах были наши разведчики, которые перевербовывали агентуру, учили: мол, когда перебросят, сразу явись в военную контрразведку. Действительно, являлись.
— А почему столь эффективно удавалось воздействовать на курсантов этих школ?
— Во-первых, там все-таки было немало случайных людей, которые, попав в плен в начале войны, старались любыми путями вернуться к своим. Во-вторых, я думаю, сказывалось общее положение — уже был победный настрой. Вот и у нас в войсках, как я уже сказал, нам очень активно помогали военнослужащие. Политорганами была хорошо поставлена воспитательная работа, мобилизация с точки зрения бдительности и т. д. Именно эти обстоятельства, вера в нашу победу способствовали работе военной контрразведки. Кстати, авторитет оперативных работников в войсках был достаточно высок: немало было случаев, когда в боевых условиях наши работники заменяли вышедших из строя командиров, обеспечивая выполнение боевой задачи…
— Вы можете рассказать о каком-нибудь задержанном вами шпионе? Так сказать, самом для вас памятном?
— Мы однажды захватили агента германской разведки — выпускника Кенигсбергской разведшколы, который был выброшен с парашютом на территорию Литвы, — с рацией, кодами и шифрами, с большими деньгами и дорогими женскими украшениями. Задача его была в том, чтобы установить связь с литовским партизанским штабом, а затем попытаться проникнуть в армейский штаб. Но уже был 1945 год, конец войны! Представляете?! Война заканчивается, немцам уже понятно, что все завершается, но они не паникуют, продолжают активно работать и даже еще засылают к нам агентов. Притом агент этот был русским, старшим лейтенантом, в свое время добровольно перешедшим на сторону противника. И он, негодяй, в канун нашей победы пошел на такое дело!
— Как же вы его обнаружили?
— Мы получили информацию из Кенигсбергской школы, что готовится заброска в такой-то район. Так что, как только он приземлился, его тут же и прихватили с парашютом и всей аппаратурой. Я лично его допрашивал. Он сразу во всем признался — куда ему было деваться? Это был самый последний гитлеровский шпион, взятый нами.
— Иван Лаврентьевич, вы говорили об экстремальных событиях Великой Отечественной войны. Думаю, что сейчас, в мирное время, таких отличий будет гораздо меньше…
— Существенным отличием в работе 2-го и 3-го главков — о чем я писал в своей книге «На рубеже исторических перемен» — являлось решение вопросов так называемой закордонной работы по линии разведки спецслужб противника, в частности государств НАТО, по внедрению нашей агентуры в спецорганы этих стран.
— Об этом вроде ранее ничего не было известно…
— Почему же? Эта задача у нас активно решалась во время войны, о чем всем известно из многих книг и фильмов. Потом, после войны, она была приостановлена. Но в 1954 году, после спровоцированного западными спецслужбами восстания в ГДР, высшим руководством нашей страны — как мне известно, этот вопрос даже обсуждался на Политбюро — было принято решение восстановить для военной контрразведки задачу работы за кордоном. Был создан так называемый 3-й отдел по закордонной работе в Группе советских войск в Германии на базе Управления особых отделов КГБ, а несколько позже сформированы отделы в группах наших войск в Чехословакии, Венгрии и Польше.
— Лучший вариант — направить в спецслужбу противника некоего «Штирлица», но ведь «легализовать» его легко только в кино… Нужны были, конечно, агенты, но как, на какой основе можно было приобрести их в разделенной «железным занавесом» послевоенной Европе?
— Прежде всего на идейной. Бывало, беседуешь с кандидатом на вербовку из числа сотрудников «их» разведки или же с лицом, принадлежащим к буржуазии, он дает согласие. Предлагаешь ему денежные услуги — он тебе с обидой: вы за кого меня принимаете? Да я сам кому угодно могу заплатить! Они действительно работали с нами чаще всего на идейной основе.
— Почему? Были явными или тайными коммунистами?
