— Понять можно так: я вот такой хороший, но обстоятельства сильнее меня. Впрочем, и то понять можно, что в «большой игре» никакая Прибалтика сэра Уинстона особенно не волновала.
— Думаю, так же, как и Рузвельта. А уж после поражения германских войск на Орловско-Курской дуге, после Тегеранской конференции Англия и США вообще напрочь позабыли о возможности пересмотра границ СССР и восстановлении суверенитета Литвы, Латвии и Эстонии. Слишком много значило участие СССР во Второй мировой войне и, соответственно, сохранение военно-политического союза с ним, чтобы ставить вопросы, могущие хоть как-то осложнить и ослабить этот союз. Поэтому, кстати, страны Прибалтики даже не включались в списки оккупированных стран Европы, суверенитет которых следовало восстановить после Второй мировой войны. Так что История просто не оставила прибалтам выбора.
— Если обратиться к истории, то известно, что после Октябрьской революции на нашей западной границе образовались так называемые государства-лимитрофы, отношения с которыми у нас были достаточно сложными. Наши геополитические интересы требовали их полного или частичного возвращения в состав СССР. О Польше и Финляндии мы сейчас говорить не будем…
— А вот первый этап решений по Прибалтике относится к соглашениям Германии и СССР в августе — сентябре 1939 года. Второй этап решений — с участием Британии, США и СССР — наступил в ходе совместной борьбы против гитлеровской Германии, когда судьбы Прибалтики были подчинены нуждам большой стратегии союзников.
— То есть можно говорить, что наши союзники, причем разные союзники в разное время, с пониманием относились к нашим геополитическим интересам.
— Да, побеждала логика «больших величин». Лишь в 1989–1991 годах от силовой логики прошлых лет отказались. Впрочем, агрессия США против Ирака, вызванная надуманными и необоснованными причинами, показала, что и в этом отношении путь еще не пройден до конца и силовые действия великих держав против малых отнюдь еще не изжиты…
— Юрий Львович, а чем вообще для нас была так притягательна Прибалтика?
— На западе Россия выходит к относительно узкому Балтийскому побережью, откуда открываются пути к широким морским просторам, мировым торговым коммуникациям, экономическим, торговым и культурным центрам и путям на запад. А для других народов — на восток. Именно это обстоятельство уже в Средние века манило сюда различных завоевателей — немцев, поляков, шведов. Не осталась в стороне и Россия. Складывание Российской империи и ее развитие неотвратимо вели ее к Балтийскому морю на западе и к Тихому океану на востоке. Российское воинство и купечество настойчиво и неутомимо рвались к Балтике. Как и в последующем, коренное население прибалтийских земель осталось без выбора и возможности основать собственную государственность. Выдвижение России на эти земли осуществлялось последовательно и неутомимо. После Ливонской войны XVI века последовали другие войны, и, наконец, в 1721 году, уже при Петре I, был подписан Ништадтский мир между Россией и Швецией, которая владела тогда большей частью прибалтийских земель. В результате победоносной для России Северной войны и Ништадтского мира эти земли — Ингерманландия, Эстляндия, Лифляндия — перешли к России. Прибалтика со всеми ее главными городами — Ригой, Ревелем, Дерптом, Нарвой, Выборгом, Кексгольмом, островами Эзелем и Даго, Моонзундским архипелагом — стала провинцией России.
— То есть официально вошла в состав Российской империи?
— Да, и примечательной особенностью Ништадтского договора явилось то, что он был заключен как «вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и воде». С этой точки зрения он как бы пролонгирует бессрочное пребывание России на берегах Финского и Рижского заливов — хотя кто вспоминает сейчас об этом?
— Кстати, такая тонкость: нельзя говорить, что Россия тогда захватила суверенные государства, лишив их независимости…
— Нет, для населения балтийских провинций переход под власть России означал лишь смену владетеля: своей государственности народы Прибалтики все равно никогда не имели — за исключением Литвы, одно время находившейся в унии с Польшей. Ништадтскому договору была суждена долгая жизнь: почти 200 лет.
— То есть до тех пор, пока существовала могущественная Российская империя… Известно, между прочим, что народы в прибалтийских губерниях жили гораздо лучше, нежели в великорусских — достаточно сказать, что крепостное право здесь было отменено еще при Александре I.
— Перемены произошли только в 1918 году. Вскоре после Октября 1917 года и под его влиянием левым силам удалось на краткое время провозгласить советскую власть в Эстонии, Латвии, Литве и даже в Финляндии. Затем при помощи германских войск эта власть была свергнута, и после перипетий Гражданской войны в 1918–1920 годах в Прибалтике и Финляндии утвердились буржуазные правительства, главным принципом которых была враждебность к коммунизму и России.
— Позиция правительства далеко не всегда созвучна с интересами широких народных масс…
— Потому левые силы в этих странах никогда не прекращали борьбы и представляли собой самостоятельную и относительно активную величину в общественно-политической борьбе. СССР признал эти правительства, и в течение 20 лет отношения прибалтийских республик с восточным соседом были в целом нормальными. Стоит также отметить, что эти государства, за исключением Латвии, не связывались открыто с Германией, ощущая угрозу с ее стороны.
— Угрозу, что бы сейчас ни утверждали некоторые авторы, ощущало и руководство СССР и стремилось ее предотвратить.
— Именно для этого 23 августа 1939 года был подписан советско-германский договор о ненападении, а 28 сентября — советско-германский договор о дружбе и границе. В Европе создалась новая ситуация: Польша временно перестала существовать как самостоятельное государство, германские войска вышли на «линию Керзона» и теперь нависали над западной границей СССР, создавая также угрозу государствам Прибалтики.
— Германия высказывала какие-либо претензии к этим государствам? Аншлюсу Австрии, вводу гитлеровских войск в Чехословакию предшествовали большие пропагандистские кампании.
— Нет, официально Германия тогда на Прибалтику не претендовала. Однако и без того было понятно, что новая обстановка была опасной и для СССР, и для балтийских стран.
— Опасность была очевидной, но можно ли было как-то ее устранить?
— Думаю, что можно. Находясь в тот момент в отставке, Черчилль в качестве члена палаты общин английского парламента и оппозиционера правительству Чемберлена тщетно взывал к необходимости общей активизации британской политики на востоке Европы, включая принятие предложений СССР о коллективной безопасности, военно-политическом союзе Британии, Франции, СССР и предоставление совместных гарантий безопасности Эстонии, Латвии, Литве. Он писал: «Если бы, например, по получении русского предложения Чемберлен ответил: „Хорошо. Давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею“ или что-нибудь в этом роде, парламент бы его одобрил, Сталин бы понял, и история могла бы пойти по иному пути. Во всяком случае, по худшему пути она пойти не могла».
