В общем, не так уж просто складывалась служебная биография адмирала, и отношение к нему в руководстве флота было совсем не однозначное. Макаров в полном смысле опережал время, а таких людей не очень понимают современники. Да и потомки, порой, тоже. В книге Семанова обращает на себя внимание такая оценка одного из положений знаменитого макаровского труда «Рассуждения по вопросам морской тактики»: «Зрелый, умудренный опытом адмирал обязан сдерживать свои чувства. А Макаров порой не желал этого делать… Он отрицал броненосцы и предлагал вместо них строить быстроходные крейсера с сильной артиллерией. Это, дескать, в боевом отношении эффективнее, а в экономическом — дешевле. Мысль эта, которую Макаров упрямо отстаивал долгое время, была абсолютно ошибочной…»
Написано так, словно бы и не было Цусимского сражения, поставившего точку в истории броненосного флота. К тому же именно Степан Осипович изобрел тот самый «бронебойный колпачок» для артиллерийских снарядов, который был принят на вооружение на всех флотах мира под именем «макаровского» и сокрушал борта дредноутов.
Удивительная страна Россия! Бармолим (есть такое русское слово) о своей отсталости, необразованности, стремимся у кого-то чему-то учиться, а наши люди между тем такое придумывают и делают, что другим остается только завидовать и перенимать. Мы же спокойно теряем то, что имеем, а людей, предвосхищающих свое время, оцениваем только после их смерти. Если вообще оцениваем.
Кстати, Макаров явился еще и родоначальником нашего ледокольного флота: по его чертежам и под его руководством построен был ледокол «Ермак», на котором адмирал, в ту пору уже главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта, сам ходил к Новой Земле и Земле Франца Иосифа. А еще именно по идее Степана Осиповича была впервые практически применена радиосвязь — при спасении броненосца «Генерал- адмирал Апраксин». Но все это — только отдельные штрихи портрета флотоводца, человека самых разносторонних дарований. Такому бы адмиралу Российский флот возглавлять! Но это место было накрепко занято: еще в 1882 году со вступлением на престол императора Александра III в управление морским ведомством вступил 32-летний генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, двоюродный брат нового государя. Это было в традиции — вверять самые ответственные государственные посты родственникам или друзьям вне зависимости от их личных качеств.
Между тем время трагически приближалось к Японской войне. Политики рассуждали о российском могуществе, об укреплении дружественных отношений со странами Запада и Востока, а военные пытались готовиться к войне. Еще в 1900 году в Морской академии проходила военно-морская игра, на которой были фактически определены основные направления будущих японских ударов, но военно-политическое руководство страны это «предсказание» проигнорировало.
В том же году Макаров обратился с письмом к морскому министру: «Падение Порт-Артура будет страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке. Порт- Артур должен быть сделан неприступным». Предвидение, продиктованное опытом, «легло под сукно» в кипе(!) других рапортов и докладных записок Степана Осиповича…
«За сутки до нападения, когда японский флот уже находился в Желтом море, на стол управляющего Морским министерством адмирала Авелана легло очередное письмо Макарова, — рассказывает в книге «Кондратенко», также вышедшей в серии «ЖЗЛ», Сергей Куличкин. — Неугомонный адмирал писал: “…Пребывание судов на открытом рейде дает неприятелю возможность проводить ночные атаки… Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку”».
Это письмо постигла бы участь предыдущих, но пресловутый «жареный петух», извечный двигатель российской политики, уже «клюнул» 1 Поэтому Федор Карлович представил письмо великому князю, тот — своему венценосному племяннику, и через неделю Николай II подписал указ о назначении вице-адмирала Макарова командующим Тихоокеанским флотом. Если б это было сделано раньше на год или два, то песня о том, как «летели наземь самураи, под напором стали и огня» могла войти в обиход еще в начале XX столетия.
Ерничество? Нет, чертовски обидно за державу, государи которой не могли понять того, что пытались сказать им подданные, и сами копали себе могилу!
В начале февраля 1904 года, мгновенно сформировав свой штаб, Степан Осипович выехал на театр военных действий. При этом он просил срочно перебросить с Балтики на Дальний Восток — по железной дороге — восемь миноносцев и сорок миноносок. Но Макаров не был бы Макаровым, если бы не подкреплял практику теорией: он обратился в Морское министерство с просьбой отпечатать в самый короткий срок его «Рассуждения по вопросам морской тактики». В министерстве ошалели. Тогда адмирал отписал в Петербург: «Отказ в напечатании понимаю как недоверие моим взглядам на ведение войны, а посему если моя книга не может быть напечатана теперь, то прошу меня заменить другим адмиралом, который пользуется доверием…» Книгу было приказано напечатать.
24 февраля (8 марта) Степан Осипович прибыл в Порт-Артур. «Макаров буквально переродил всех и все, сообщив всем артурцам несокрушимую свою энергию и пламенную веру в русское дело, — пишет Керсновский. — На суше вы-растали форты, как за полстолетия до того воздвигались севастопольские бастионы. На море произошел ряд лихих дел. Наши моряки сцеплялись на абордаж с отчаянно храбрыми японскими брандерами, все нападения которых с целью закупорить рейд были отбиты. Наш маленький крейсер «Новик» атаковал один весь японский флот. С прибытием Макарова эскадру нельзя было узнать…»
«Флот оживает, проявляет дух инициативы, угрожает неприятелю и вызывает в нем напряженные усилия запереть выход этому беспокойному и отважному адмиралу». Эти слова — оценка деятельности адмирала Макарова — вполне созвучны вышесказанным. Однако они были вычеркнуты Николаем II из его некролога — царь не хотел признавать, что ранее флот был «неживым».
Зато это понимал наш противник, имевший прекрасную разведывательную службу. Достоверных данных о том, явился подрыв «Петропавловска» в 9.39 31 марта (13 апреля) трагической случайностью или результатом специальной операции, нет. Но броненосец (недаром не любил Макаров эти неуклюжие корабли!), возвращавшийся в Порт-Артур во главе атаковавшего и отогнавшего японскую крейсерскую эскадру отряда русских кораблей, подорвался сразу на двух минах и пошел на дно, унося с собой командующего флотом, замечательного художника-баталиста Верещагина, 28 офицеров и 652 матроса. На поверхности остался великий князь Кирилл Владимирович — чуть ли не один уцелевший — что вызвало язвительные рассуждения: мол, известно, что не тонет…
Пройдет ровно 13 лет и, по свидетельству последнего дворцового коменданта генерала Воейкова, «великий князь Кирилл Владимирович с царскими вензелями на погонах и красным бантом на плече явился 1 марта [1917 года] в 4 часа 15 минут дня в Государственную Думу». Пришел во главе Гвардейского экипажа, которым он тогда командовал. Но это уже другая история, хотя и явившаяся прямым следствием трагических событий 1904 года.
«Не стало Нахимова Тихого океана! — написано в «Истории Русской армии». — Россия лишилась своего лучшего моряка, эскадра потеряла свое сердце…»
