ОРЛОВ: Наполеон — великий государственный деятель, не надо его низводить до положения авантюриста. В чем тогда наша победа, наша заслуга, если мы поразили такого суетливого, неталантливого человека?
ШУРИНОВ: Ну, это я слышал многократно — что он великий, поэтому мы великие. Такая позиция мешает нашему изучению своего собственного народа, своей культуры. Мы привыкли все мерить на манер этого человека — а ведь можно привести немало примеров его крайней меркантильности, жестокости… Нам лучше бы разобраться в механизме той духовности, которая была в русском народе, и понять этот механизм, отнести его к нашим дням. Если мы поймем этот механизм, то, наверное, сможем даже внести все это в нашу жизнь.
ЛОБОВ: Да, нам надо в первую очередь поднимать своих государей, которые сделали для России очень и очень многое. Почему восхваляют Наполеона, а не Александра? Не понимаю. Ведь Александр I — высокоинтеллектуальный человек, патриот России, высочайший политик, дипломат и полководец. Но про него мы ни одного доброго слова не написали! Нет ни одной фундаментальной книги про Александра и его царствование, про его реформаторскую жизнь, полководческие дела. Причина, мне кажется, одна: Западу невыгодно, чтобы Александр выглядел Александром. Им нужно, чтобы Наполеон выглядел Наполеоном.
ОРЛОВ: Мы совершенно оторвали выдающихся деятелей от исторической ситуации. Наполеона невозможно отделить от тех социальных слоев, которые его поддерживали. Борьба с Англией была важнейшей задачей, поставленной перед Наполеоном французским обществом. Россия нарушала условия континентальной блокады, значит, ее нужно было за это наказать. Это четко прослеживается во всех переговорах, которые вел Наполеон с Александром перед войной, во всей дальнейшей политике. Наполеон считал, что достаточно легкого нажима на Александра, и он опять эту политику поменяет.
— Кстати, Александр Павлович сознавал неизбежность войны?
ЛОБОВ: Александр I хорошо изучил Наполеона, поэтому в неизбежности нападения он не сомневался, а его стратегии противопоставил свою стратегию.
— Разве? Насколько известно из курса истории, вся стратегия заключалась в долгом отступлении. Как у Лермонтова: «Мы долго молча отступали…»
ГАПЕНКО: Не все так просто. Ведь буквально накануне войны с Наполеоном у России были конфликты с Турцией, с Персией, со Швецией. Их необходимо было разрешить к началу большой войны…
ЛОБОВ: Да, Александр понимал, что, если Наполеон пойдет вместе с турками и шведами, России конец! Наполеон действительно рассчитывал, что это будут его союзники. Но Александр I, тщательно все изучив, принимает решение и выводит из войны Турцию. Он делает ее нейтральной, отдав ей Валахию. Наполеон лишается первого союзника. Александр лишил его и других союзников — шведов, когда вошел в Финляндию; финнам он сказал: сохраняйте Сенат, свою государственность, мы вас трогать не будем… Таким образом, организовать войну против России «на два фронта» Наполеон не сумел.
— Ну а если определить характер стратегии Наполеона…
ЛОБОВ: Стратегия заключалась в том, чтобы разгромить армию, завладеть столицей и после этого овладеть государством. Собираясь в Россию-матушку, Наполеон сосредоточил свои войска исходя из такого же расчета. Главные силы, около 300 тысяч, были сосредоточены на северо — востоке. На Смоленском направлении, чуть южнее, — около 150 тысяч. То есть направление было взято на Санкт-Петербург. Наполеон намеревался разгромить паши войска, овладеть столицей, ну а потом, рассчитывал он, Россия сама собой и развалится. То есть он решил разгромить Россию полностью.
— Войну в России ждали. К ней готовились и государство, и армия. Но все же, как было воспринято ее начало в русском обществе?
ОРЛОВ: Читая литературу, я убедился, что в Европе все панически боялись Наполеона. Это был какой-то давящий, парализующий страх — в том числе и в России. Да, не все, но огромное большинство и во всех слоях общества.
В. ПЕТРОВ: Да, население было в состоянии панического страха. Но военачальники и люди, которые знали, как воевать, в таком состоянии не были. В предыдущих кампаниях русские достойно противостояли Наполеону.
ОРЛОВ: Противостояли достойно, но побеждали ли? Для
военачальника очень важно сознание: мы его побеждали, и мы не боимся. Наши воины готовы были сражаться — отдадим должное их смелости.
В. ПЕТРОВ: Наш солдат шал» что французы т такие же люди, с двумя руками и ногами, и им очень не нравится, когда их пыряют штыком в живот. К тому же, русские солдаты были профессионалы, а большую половину пришедших в Россию полков французской армии составляли новобранцы. Командир 7-го конно-егерского полка пишет, что из его 500 человек не более 30 могут ездить верхом! Лошадей боятся! Не надо говорить, что у русских был страх перед французами — боялись полководца Наполеона, это другое. Пиетет перед ним.
ОРЛОВ: Где Наполеон — гам победа!
— Если вспомнить известный дневник прапорщика Свиты по квартирмейстерской части Николая Дурново, то слово «уныние» в отношение настроений Главной квартиры встречается там довольно часто.
ОРЛОВ: Когда войска отступают, в них неизбежно возникает бацилла под названием «измена». Зарождается осознание того, что мы хотим и можем сражаться, а полководцы наши почему-то не хотят этого делать. Почему?
ГАПЕНКО: Если добавить, что половина командирских фамилий нерусские…
ОРЛОВ: Вот и возникают вопросы: почему так происходит? боятся они? предали? их купили? Из-за того в начале войны было очень много дезертиров.
МОНАЕНКОВ: В своих мемуарах Ермолов рассказывает, как он изгонял солдат, грабивших церковь.
— Из сказанного можно предположить, хотя бы гипотетически, что Наполеон имел какие-то возможности выиграть эту войну или хотя бы не подвергнуться тому сокрушительному разгрому. Каким образом это бы ему удалось?
ВАСИЛЬЕВ: Ему нужно было не углубляться в исконно русские губернии, но ограничиться ведением боевых действий в губерниях западных. Там не было патриотического антинаполеоновского движения, а местные жители — белорусы, литовцы, прибалты и т. Д. относились достаточно индифферентно как к русским, так и к французским войскам. Более того, гам была часть территорий, недавно при соединенных к России, где российская власть рассматривалась еще как чужеродная. Здесь у пего были бы шансы вести войну по своим правилам. Но, войдя в исконно русские губернии, которые со времен поляков, с XVII века, не знали вражеского сапога на своей территории, он столкнулся с народной войной.
ГРЮНБЕРГ: Сопротивление оказывало почти все население!
ВАСИЛЬЕВ: Кроме того, он до такой степени растянул коммуникации, что уже не мог поддерживать существование армии, и она таяла без всяких сражений.
— Об этом уже после Смоленска докладывал флигель-адъютант Михаил Орлов, ездивший к французам для выяснения судьбы генерала Тучкова 3-го.
ВАСИЛЬЕВ: Французская армия просто растаяла бы сама собой без всякого сопротивления с русской стороны, если бы Наполеон дошел, например, до Урала. Он приехал бы туда с горсткой своих офицеров и генералов и с личным эскортом.
