Все то, что разыгрывалось на картах в 1900-м, сбылось в 1904–1905 годах — противник поступал именно так, как и предполагалось! Хотя есть вариант, что подробный отчет об этой игре, выпущенный под грифом «весьма секретно», оказался в руках японской разведки и был использован японским командованием в качестве сценария грядущей войны.
Впрочем, уточним все-таки, из-за чего эта война случилась. «Ход естественного развития Русского государства издавна двигал его в сторону наименьшего сопротивления — на восток, к берегам Тихого океана, — говорится в книге инженер-полковника А. фон Шварца «Осада Порт-Артура», изданной перед Первой мировой войной в качестве пособия для слушателей Николаевской Инженерной академии. — В середине XIX столетия Россия приобрела Южно-Уссурийский край с гаванью, где был основан Владивосток. Но гавань эта замерзала и не могла служить хорошим портом для Сибирской магистрали, к постройке которой было приступлено в 1891 году. Необходимо было приобресть гавань незамерзающую, открытую для судов круглый год. Таковую можно было найти только на юге: в Корее или на Китайском побережье Тихого океана».
Нашли — Порт-Артур и Дальний (Далянь), которые в 1898 году Россия арендовала у Китая на четверть века. И все было бы хорошо, если б на Дальнем Востоке не пересеклись интересы сразу многих государств — Англии, Франции, Германии, да еще и Японии, которая воевала с Китаем в 18941895 годах и прибрала к своим рукам Ляодунский полуостров. Однако это не понравилось всем европейцам, и они вежливо попросили японцев убираться к себе на острова, ограничившись полученной с Китая контрибуцией.
Русские государи со времен Александра I, а то и раньше, почему-то были уверены, что в «Европах» Россию любят безумно и всячески пекутся о ее интересах. Вот и Николай II решил, что его дальневосточная политика будет и далее поддержана европейскими державами, а потому в 1900 году ввел свои войска в Маньчжурию. Однако поддержал его только германский кузен — Вильгельм II, и то лишь потому, что ему было очень выгодно, чтобы рус-ские войска перетягивались с Запада на Восток. Прочие же государства Европы, да еще и США, которые, во-первых, сами хотели поживиться за счет китайских и корейских территорий и, во-вторых, опасались усиления России, не только выступили против «русской экспансии», но даже стали помогать Японии, увидев в ней единственно возможный «противовес».
Кажется, российскому правительству следовало бы немного успокоиться, но в дело вмешался частный капитал. Капиталиста ведь прежде всего беспокоит собственная прибыль. И хотя Ломоносов некогда говорил, что «богатство российское будет прирастать Сибирью», однако русскому капиталу было гораздо легче и проще осваивать чужие богатства — в своих, разумеется, интересах.
«К этому времени (1902 год) вполне оформился в Петербурге авантюристический кружок Безобразова (А. М. Безобразов — камергер и статс-секретарь; в кружок входили великий князь Александр Михайлович и ряд других весьма влиятельных личностей. — Авт.), который предложил царскому правительству купить у разорившегося русского купца принадлежащие ему лесные концессии в Северной Корее на реке Ялу, — говорится в выпущенной в 1938 году Воениздатом книге комбрига Н. А. Левицкого «Русско-японская война». — Это предложение давало возможность, во-первых, сосредоточить на- концессиях под видом рабочих войсковые части, на которые могла бы быть возложена задача по первоначальному удержанию японцев при завязке войны, во-вторых, захватить прилегающий к реке Ялу район, якобы богатый золотыми россыпями, которые могли бы быть обращены в собственность романовской фамилии».
Как продолжение этого текста можно принять слова генерала Игнатьева: «Не раз говаривал отец (граф А. П. Игнатьев, член Государственного совета. — Авт.) еще до войны, что не доведут Россию до добра затеи этой компании и что когда-нибудь за их жажду наживы, за их лесные концессии, которые они взяли на Ялу, под самым носом у японцев, привыкших считать себя уже здесь хозяевами, придется дорого расплачиваться всему государству».
Возможность решить все миром еще была. «При благоразумном отношении к делу мы, конечно, могли бы избежать надвигавшейся войны, а последствия войны почти никогда нельзя предвидеть точно», — рассуждал в своих мемуарах генерал Епанчин. Японцы это также понимали, а потому в Петербург приехал маркиз Ито, предложивший от имени своего императора разделить сферы интересов: Япония обосновалась бы в Корее, Россия — в Маньчжурии. Предложение принято не было. «У нас господствовало, с одной стороны, пренебрежительное отношение к “япошкам”, а с другой — к делу присосались разные авантюристы», — вспоминал в эмиграции Николай Алексеевич Епанчин. В результате маркиз поспешил в Лондон, где было подписано англо-японское соглашение, направленное против России.
Можно добавить, что в то предреволюционное время Николай II, неумолимо терявший популярность у своих подданных, прекрасно понимал положительное значение «маленькой победоносной войны». Однако этот полковник — максимальное звание, до которого Николай Александрович сумел дослужиться в бытность свою великим князем, — отнюдь не являлся стратегом, хотя и принял на себя в 1915 году роль верховного главнокомандующего. Из Петербурга, столицы могущественной России, Япония казалось очень маленькой и весьма отсталой.
Но не только из Петербурга. Вот свидетельство генерала Гамильтона, главного представителя английской армии при нашем противнике. Его «Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны 19041905 гг.» вышла в Англии в 1906 году и в том же году (!) была переведена и переиздана в России: «Интересно отметить то наличие впечатлений, которое производил на Японию и Англию целый ряд опубликованных в то время небылиц про Россию и ее будущие успехи на Дальнем Востоке. Как часто и авторитетно уверяли нас в Англии, что Россия прочно утвердилась в Маньчжурии, что Маньчжурия уже стала Россией… Как же поступила Япония? Она вдумчиво, внимательно обсудила истинное положение вещей и пришла к совершенно обратному заключению… Как легко было привести Россию в состояние сладкого усыпления прессой и общественным мнением Запада! Удивительно, как Россия не могла разгадать истинного могущества Японии, выражавшегося хотя бы в той непреклонности, с которой Япония, несмотря на всю свою умеренность, настаивала на важнейших для ее будущности требованиях, или в той решимости ее при начале военных действий… С каким понятным пренебрежением должна была смотреть Япония на все эти уверения и убаюкивания! Я думаю даже, что все это входило в ее планы».
«История учит тому, что она ничему не учит», — кажется, более всего эта пословица касается наших соотечественников. Вспомним, насколько были чутки все послесталинские правители советской державы к западной лести! Наши газеты постоянно перепечатывали «восторженные отклики» зарубежной прессы на их заявления и инициативы, а партийные идеологи с упоением талдычили о «международном авторитете» тогдашних вождей. К чему это привело — известно.
Однако речь теперь не о них, а потому вернемся к генералу Гамильтону, сообщавшему далее о встрече в Токио с одним весьма высокопоставленным лицом, которое «в виде доказательства особого расположения и доверия» передало генералу «подробный отчет о численности русской армии. Этот отчет, или, точнее, дислокация точно определяла как места расположения, так и боевой состав каждой из войсковых частей, расквартированных к востоку от озера Байкал… К ней были приложены документы, указывающие в подробностях число людей, орудий и лошадей, прибывших на театр военных действий… Я был поражен всем этим количеством точных цифр, а также и внушительной силой русской армии. Предполагалось, что имеется налицо 180 батальонов полного состава, а вместе с кавалерией, артиллерией и инженерами русские силы в Маньчжурии исчислялись до 200 000 человек. Я послал в Англию этот документ, однако… в нем не было ни слова правды».
