РОГОЖИН: Интересна попытка Годунова спасти положение
строительством колокольни Ивана Великого — здесь, кстати, можно вспомнить сталинские «высотки».
Закладывается и строится самая величественная, невероятной по тем временам высоты колокольня, которая, помимо прочего, давала еще заработок многочисленным строителям и отвлекала народное сознание от проблем, бед и голода, царивших в стране. Так что он и тактик был интересный.
МОРОЗОВА: Годунов был просвещенный человек. Он, например, задумал очень плотное строительство в Кремле. Мало кто знает, но он желал построить здесь точные копии Иерусалимского храма Святая Святых и Гроба Господня — и все это было почти построено. Для постройки были отлиты золотые фигуры ангелов, апостолов, и потом, когда свергли Годуновых, начались грабежи, тогда выволокли этих ангелов и все решили, что это образ самого Бориса.
— Почему, если все поначалу было хорошо, потом завершилось крахом?
МОРОЗОВА: Как мне кажется, прежде всего, он вызвал жуткое недовольство своей политикой по отношению к боярству.
КУРУКИН: Годунов действительно был совсем не плохой царь, да только история — штука незапрограммированная. Борис, говоря современным языком, блестяще провел свою избирательную кампанию: человек, не имеющий никаких шансов на престол, становится царем. Он обыграл всех!
МОРОЗОВА: У него, кстати, не было соперников…
КУРУКИН: Все равно! И вот первые два года — великолепно. Добавим к его достижениям прекращение конфронтации на западной границе, широкомасштабную восточную политику — установление связей с Грузией, создание русской крепости на Северном Кавказе, прекрасные отношения с Ираном, куда, кстати, в качестве подарка поставили ко двору шаха Аббаса самогонный аппарат. Первая техническая помощь восточной стране!
ЛИСЕЙЦЕВ: И также идеологическая диверсия против ислама!
КУРУКИН: А потом началась катастрофа. Случилась та самая кризисная ситуация, которые повторяются раз в 100 лет — страшный голод. На Руси неурожай дело обычное, по статистике каждые 7 лет неурожай. Но обычно как? Неурожайный год, потом — нормальный. А тут — три года подряд… Это национальная катастрофа, мы даже не можем подсчитать, сколько людей тогда погибли. Отсюда — логика нормального мышления: почему катастрофа? Да вот царь у нас неправильный. И дальше: если царь неправильный, то кто мог убить царевича Дмитрия? Кто мог быть злодеем?
МОРОЗОВА: Нет, его только обвинили, что он мог покуситься, — раз появился реальный Дмитрий, значит, он только покушался.
КУРУКИН: Но ведь все равно злодей!
МОРОЗОВА: Если бы все были довольны, страна процветала — думаю, никакой Лжедмитрий внутри страны не получил бы поддержки. Если все довольны, зачем он нужен?
КУРУКИН: С Борисом Годуновым произошло самое неприятное, что может произойти для любого политика — утрата доверия. А раз царь «неправильный», значит, по логике мышления человека той поры, где-то есть «правильный», поскольку вообще не быть царя не может. А раз он где-то есть, то должен появиться. Так запускается «механизм самозванчества».
РОГОЖИН: Важно то, что была еще очень сильная поддержка со стороны Польши и заинтересованность со стороны папского престола.
МОРОЗОВА: Естественно, план окатоличевания Руси существовал издавна, да и до сих пор не отменен.
ЛИСЕЙЦЕВ: У нас этот факт почему-то не очень известен, хотя в польской литературе он довольно часто упоминается. Когда войска Сигизмунда вторгались на территорию России, то покровителем похода — «небесным патроном» — назначен был Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов. Римский папа благословил меч и шлем у короля Сигизмунда III, благословляя его в поход против «русских раскольников, схизматиков».
РОГОЖИН: Ну а когда есть деньги, финансирование, то тогда, естественно, находятся и желающие.
КУРУКИН: Однако из всех из них только Лжедмитрий I был единственным, кто стал законным царем — большинство населения все-таки его признавало.
МОРОЗОВА: Ему верили — другим уже не верили.
ЛИСЕЙЦЕВ: Кто же все-таки такой был Лжедмитрий? Мне очень нравится выражение писателя Венедикта Ерофеева: «Самая большая загадка русский истории — убил ли Борис Годунов царевича Дмитрия или как раз наоборот?» Совершенно разные есть версии, в том числе и достаточно фантастические, что это был реальный царевич, который чудесно спасся. Некоторые польские авторы и сегодня поддерживают эту мысль. Но, наверное, это действительно не совсем важно, кто он был на самом деле, очень важен вопрос, почему верили ему?
МОРОЗОВА: Одна из причин в том, что он был «гонимый царевич». По легенде, Борис Годунов хотел его убить, а он где-то скрывался, прятался по монастырям, терпел невзгоды. Все и захотели помочь такому гонимому.
— Как показывает наша история, эта испытанная веками политтехнология беспроигрышна…
ЛИСЕЙЦЕВ: Верили также еще и потому, что сам Лжедмитрий верил в свое особое происхождение. Он, может быть, даже не был самозванцем в строгом смысле слова: по его поступкам просматривается, что кто-то очень основательно убедил его в том, что он и есть царевич. Заведомый самозванец должен вести себя гораздо аккуратнее. По крайней мере не эпатировать, не шокировать москвичей своим совершенно нетрадиционным для русского царя и русского человека вообще поведением. Он же бросает вызов обычаям: не спит после обеда, в баню ходит реже, чем это заведено у русских. Заводит у себя при дворе польские одежду, предметы сервировки стола — вилку ту же самую. Запросто держит себя с простым народом; прыгает в седло по-гусарски, а не подсаживается туда придворными, с рогатиной идет на медведя, в то время как наши цари как максимум травили медведем кого-нибудь; заходит в купеческие лавки, беседует с торговцами. В общем, ведет себя совершенно не как царь. Даже решается на встречу с матерью царевича Дмитрия при огромном стечении народа. Потом это объясняли тем, что ее предварительно запугали. Но если бы монахиня, которая отреклась от мира, выкрикнула: «Не сын это мой!», его попросту бы растерзали!
МОРОЗОВА: Между прочим, довольно долго Лжедмитрий, как кажется, нравился русскому обществу. Многие дворяне его поддерживали, войско… Во-первых, он дал льготы всем Северским городам, которые его поддержали: Чернигов, Путивль и т. д. Он освободил их от налогов, и потому потом, когда Василий Шуйский пришел к власти и все это отменил, они против него новый заговор организовали. Во-вторых, он произвел всех тех, кто пришел на его сторону, в бояре. Боярская Дума просто распухла до небывалых размеров. Тому, кто был менее родовит, дал окольничество, кому-то — думное дворянство.
ЛИСЕЙЦЕВ: Много было сказано о Годунове как о политике, но то же самое можно сказать и о самозванце, который также во многом оказался предтечей Петра I. Он переименовал Боярскую Думу в Сенат, собирался, как и Петр, идти на Азов и, кстати, проводил учение, пытаясь обучить русские полки «иноземному обычаю», принял титул императорский… Он продолжал и политическую линию, начатую Годуновым, — то же самое продвижение на юг и на Кавказ. Надо сказать, что он пользовался среди русских людей довольно большой популярностью.
