Потом, правда, при открытии военных действий такая «селекция» оборачивалась большой кровью. Но в России народу много, так что государи того не боялись. Враг мог дойти до самого сердца империи — а к тому времени бездарные военачальники уходили в небытие, и жизнь выдвигала новых полководцев, которые опять поднимали Россию на высоты славы.
К тому же, даже современная история убедительно доказала, что в России военачальник и политик — понятия отнюдь не равнозначные… По-настоящему талантливый военный человек по сути своей — не политик.
Нелепо было думать, что генералиссимус Суворов вознамерится стать царем Александром — да вот, убедили Павла в такой нелепице. Если б была война, то государь сразу отправил бы Суворова громить турок, французов, поляков или еще кого. Но войны не ожидалось, и потому царь мог себе позволить отменить торжественную встречу великого полководца, и распорядился, чтобы генералиссимус въехал в Санкт-Петербург по-тихому. Старик Суворов был тяжело болен после труднейшего похода, а незаслуженное оскорбление нанесло ему сильнейший удар. 6 (18) мая 1800 года Александр Васильевич скончался.
Вдень похорон, когда траурная процессия следовала не Невскому проспекту, на углу Садовой улицы ее встретил император Павел и молча склонил обнаженную голову. По лицу государя текли слезы. Современник свидетельствовал, что Павел «весь день был не весел, всю ночь не спал и беспрестанно повторял слово “жаль”». Но мог ли император предвидеть, что смерть Суворова стремительно приближает его собственную кончину?
Тайная миссия поручика Орлова
В школьные времена казалось, что мы знаем о войне 1812 года все: переход Наполеона через Неман, соединение 1 — й и 2-й армий у Смоленска, прибытие Кутузова, сражение при Бородино… Но это только казалось, потому как на самом деле история Отечественной войны гораздо обширнее, насыщеннее событиями, изобилует тайнами, загадками и секретами.
«13 (25) июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашова и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашова, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону», — писал в романе «Война и мир» граф Толстой.
Кажется, в чем тут загадка, если миссии генерал- адъютанта Александра Дмитриевича Балашова посвящены 18 страниц романа, и она фигурирует во многих воспоминаниях современников?
Вот что писал сенатор Евграф Федотович Комаровский: Наполеон, «не давши времени Балашову отвечать, спрашивает у Коленкура:
— Вы знаете Москву? Большая деревня, где видно множество церквей — к чему они? В теперешнем веке перестали быть набожными.
На сие Балашов отвечал:
— Я не знаю, Ваше Величество, набожных во Франции, но в Гишпании и в России много еще есть набожных».
А это — из воспоминаний самого Александра Дмитриевича Балашова:
«Помолчав немного, Наполеон, оборотясь ко мне, спросил:
— Какая дорога в Москву?
Я отвечал ему:
— Ваше Величество, этот вопрос меня немного затрудняет: русские говорят так же, как и французы, что все дороги ведут в Рим. Дорогу на Москву выбирают по желанию: Карл XII шел через Полтаву».
Речь Балашова представляется весьма афористичной, что дало повод некоторым из его современников усомниться: а не придумал ли генерал все свои вызывающе- патриотические замечания на обратном пути? Но разговор у нас совсем не о том — ведь генерал Балашов не был главным действующим лицом в этой истории. Впрочем, уделим ему еще немного времени.
В ту пору Александру Дмитриевичу было почти 42, и уже четырнадцать лет он был генералом. Послужил в гвардии, в армии и даже в гарнизонных частях. При Павле был комендантом в Омске, где вскрыл мошенничество статских властей, за что сам и пострадал. Был генерал-губернатором в Ревеле, готовил город к обороне с моря против англичан, а когда политика переменилась — чуть ли не подружился с адмиралом Нельсоном. Зато с нечистоплотным гражданским губернатором ужиться не сумел.
Затем Балашов стал московским обер-полицмейстером, основательно подтянул полицию в первопрестольной и в награду был назначен генерал-кригскомиссаром. Но лишь вошел в курс дела, как император сделал его петербургским обер-полицмейстером. Понижение, однако высокое монаршее доверие. Зато через год генерал уже был столичным военным губернатором, потом — членом Государственного совета и, наконец, — министром полиции.
Толстой несколько неточен: 25 июня Александр I вызывал своего министра не в два часа ночи, а в 10 утра и приказал ему быть в готовности отправиться к императору французов. Он сказал:
— Я не ожидаю от этой посылки прекращения войны. Но пусть это будет известно Европе и послужит новым доказательством, что войну начинаем не мы.
Миссия, как видите, носила сугубо пропагандистский характер. Повторный вызов и чтение письма действительно были в 2 часа, но уже 14 (26) июня. Ранним утром того же дня генерал выехал из Вильно в западном направлении. Сопровождал его поручик Кавалергардского полка Михаил Федорович Орлов.
Через три часа они были остановлены неприятельским разъездом и препровождены к маршалу Даву, который потребовал отдать ему письмо, адресованное Александром I Наполеону. Балашов возражал, ссылаясь на указание передать пакет в собственные руки повелителя французов, но герцог недвусмысленно объяснил, что здесь распоряжается он, а не русский царь…
Два дня парламентер томился в ожидании и неведении — он не предполагал, что Бонапарт, давно уже получивший письмо, приказал не спешить с доставкой самого Балашова в императорскую квартиру… Зато не скучал Орлов, который быстро завел себе немалое количество знакомых среди неприятельских офицеров и проводил время в болтовне с ними.
Потом русскому посланнику сообщили, что его ждет Наполеон — причем там же, в Вильно, в том же дворце, откуда провожал его русский царь. Александр Дмитриевич уехал, оставив своего спутника в штабе Даву. О том, что было с генералом дальше, можно прочитать у Толстого, а мы останемся с Орловым.
Впрочем, за время всей этой поездки поручик лишь раз обратил на себя общее внимание — когда за обедом у маршала Даву принялся остроумно вышучивать своих собеседников, наполеоновских офицеров, тем самым вызвав их возмущение. Стол был длинный, народу много, и герцог долго не замечал происходящего. Узнав же, что русский насмехается над французами, он рассвирепел и, врезав кулаком по столу, заорал:
— Фи, господин офицер, что это вы там говорите?!
Орлов — родной племянник знаменитых Екатерининских Орловых — был, как и его дядья, мужик здоровый и самолюбивый. Он тоже шарахнул кулаком, от чего подпрыгнули все приборы на столе, и отвечал на великолепном французском:
— Фи, господин маршал! Я беседую с этими господами!