После американской провокации над островом Зеленый Москва приказала впредь жестко пресекать провокации подобного рода. Поэтому перед летчиками истребительных авиачастей на Сахалине командование поставило задачу в случае нового появления американских военных самолетов над южнокурильскими островами вступать с ними в воздушный бой, а затем на остатке горючего идти на землю и катапультироваться над ней.
В этой обстановке заместитель командира истребительного авиаполка Геннадий Осипович и поразил южнокорейский «Боинг» двумя ракетами. Перед этим он выпустил несколькими очередями около 200 снарядов из 23-миллиметровой бортовой пушки по курсу движения авиалайнера. После открытия огня пилот рейса KAL 007 действовал как-то странно — больно уж по-военному. Он резко сбросил скорость до 400 километров в час, словно знал, что советский истребитель Су-15 при скорости меньше 450 километров может свалиться в штопор, а «Боинг» способен продолжать горизонтальный полет и при 350. Осипович был вынужден обогнать его, совершить маневр и поставить точку в летной биографии южнокорейских пилотов…
Во всяком случае так считали в Москве, хотя у самих советских генералов на Дальнем Востоке такой уверенности не было. Генерал армии И. Третьяк рассказывал, что радиотехнические подразделения ДВО потеряли пораженный ракетами южнокорейский самолет. Когда поврежденный «Боинг» стал резко терять высоту, возникла угроза его столкновения с истребителем МиГ-23, подстраховывавшим Су-15 Осиповича. МиГ стал пикировать, и локаторщики ошибочно приняли его за самолет-нарушитель. Момент его падения они не наблюдали. Генералы опирались на доклад Осиповича, доложившего, что первая ракета попала в хвост «Боинга», вторая — поразила один из четырех двигателей и снесла половину левого крыла. Посчитали, что с такими повреждениями самолет не мог не упасть.
До момента визуального контакта Су-15 с «Боингом» советские военные были уверены, что имеют дело с PC-135. Сомнения у Осиповича возникли только тогда, когда он уже атаковал южнокорейский самолет. «На расстоянии пяти километров от цели, — рассказывал он позднее журналистам, — я получил команду на уничтожение и выпустил первую ракету. Только теперь я смог по-настоящему рассмотреть нарушителя. Он был больше Ил-76, а по очертаниям чем-то напоминал Ту-16. Я знал все военные самолеты противника, все разведывательные, но этот не был похож ни на один из них. Я видел, что передо мной большой самолет с включенными огнями и мигалками». Впрочем, если бы нарушитель своевременно и был идентифицирован как «Боинг-747», это мало что меняло. Вооруженные силы США практиковали тогда использование «Боингов-747», летавших без опознавательных знаков, в качестве самолетов-разведчиков.
Времени размышлять у пилота реактивного истребителя тоже не было, еще немного, и «Боинг» покинул бы воздушное пространство СССР. Командный пункт поторапливал Осиповича. Как он признавался недавно одному из авторов этого материала, «в воздухе некогда думать. Летчик один сидит. Истребитель этот довольно сложный, третьего поколения. Надо работать ручкой управления, следить за двигателем, в то же время прицел перед тобой. Тут некогда рассуждать, партийные собрания проводить. Только действия. Поэтому летчики отрабатывают все на земле до автоматизма».
По мнению бывших советских военачальников, советская сторона первой установила место падения «Боинга». Пограничные катера обнаружили маслянистое пятно в Татарском проливе. Туда оперативно направили группу кораблей и водолазов. А чтобы обмануть американцев, большую группу кораблей направили во вторую точку в Охотском море и сбросили с воздуха два радиобуя, имитировавших работу «черных ящиков» южнокорейского самолета. Американцы, как до сего дня убеждены наши ветераны, «клюнули», что позволило достаточно спокойно провести поисковые работы и поднять со дна Татарского пролива оба «черных ящика».
В частной беседе Иван Моисеевич Третьяк рассказал недавно, что командование ДВО было убеждено тогда, что южнокорейский самолет был подготовлен для разведывательных целей. На его борту находилась аппаратура по наблюдению за подводными объектами и группа инженеров во главе с конструктором. На самолете была заложена взрывчатка на случай, если советским истребителям удастся посадить его на своем аэродроме. В случае же сбития взрывчатка должна была также помочь уничтожить секретную разведывательную аппаратуру. Когда советские специалисты обследовали на дне пролива обломки «Боинга», характер их расположения однозначно свидетельствовал о произошедшем на борту взрыве в момент удара о воду.
И если советские военные структуры сработали оперативно в рамках тогдашнего правового поля (требования закона о госгранице), то аппарат ЦК КПСС продемонстрировал свою прогрессирующую неспособность адекватно отвечать на вызовы времени. В распоряжение высших советских властей Генеральный штаб предоставил немало фактов, которые можно было умело обыграть во внешнеполитической пропаганде в своих интересах. Осипович с горечью сказал недавно в телеинтервью: «Наши сразу неправильно повели себя. Чего испугались какую-то Америку. Подумаешь… Что ее пугаться. Ее даже Усама бен Ладен бьет как хочет. А мы испугались, хотя ведь тогда СОВЕТСКИЙ СОЮЗ был»…
Фактов, дающих основания подозревать американские разведслужбы в использовании южнокорейского «Боинга» в своей специальной операции, было достаточно. Их, кстати, американская и южнокорейская стороны так и не опровергли или не попыталась объяснить. Советские военные специалисты обратили внимание, в частности, на то, что с полетом «Боинга-747» были согласованы орбиты спутника «Феррет-Д» и запущенного накануне челночного космического корабля «Челленджер». Каждый этап действий южнокорейского самолета совпадал с появлением в данной зоне спутника-шпиона. Когда он покинул международный коридор, «Феррет», прослушивал радиоэлектронные средства на Чукотке и Камчатке, работавшие в обычном режиме боевого дежурства. На следующем витке «Феррет» над Камчаткой в тот момент, когда самолет пролетал над военными объектами южной части полуострова, фиксировал увеличение интенсивности работы радиолокационных средств. Третий виток «Феррета» совпал с полетом «Боинга» над Сахалином и позволил ему следить за работой дополнительно включенных средств противовоздушной обороны на Сахалине и Курильских островах.
Маршрут полета погибшего «Боинга» позволяет предположить, что пытался совершать маневры уклонения от радаров советской системы ПВО, не отвечал на ее запросы, обменивался сигналами с самолетом радиоэлектронной разведки RC-135 ВВС США, подошедшим к советскому воздушному пространству с восточной стороны Курильских островов. Южнокорейские пилоты, говорившие по радио на английском языке, при сближении с барражирующим в районе Камчатского полуострова американским самолетом-разведчиком вдруг перешли на телеграфный ключ, отбивая некое шифрованное сообщение. В начале седьмого, когда «Боинг» направился к Сахалину, с его борта была передана радиограмма: «Мы благополучно прошли юг Камчатки». А через час: «Пересекаем южную часть Сахалина».
По очень странному стечению обстоятельств «Боинг» ни разу не вошел ни над Камчаткой, ни над Сахалином в зоны поражения советских зенитно-ракетных подразделений. Он обходил позиции и пусковых установок С-200, и дежурной батареи зенитно-ракетной бригады, вооруженной комплексами «Круг».
