НИКИФОРОВ: Согласен. Но если обратиться к сборнику документов ФСБ «Сталинградская эпопея», то можно даже статистически узнать, какое количество людей было настроено патриотическим образом, сколько было критических высказываний. В сборнике этом, в частности, помещены материалы военной цензуры по Сталинградскому фронту, и они убеждают, что из просмотренных ста с лишком тысяч писем пятьдесят тысяч, насколько помню, были пронизаны патриотическим содержанием, верой в неминуемую победу...
РЖЕШЕВСКИЙ: Нет, их было более семидесяти тысяч.
— Прочие — исключительно личного содержания?
НИКИФОРОВ: Да нет, порядка пяти тысяч — только! — были с какими-то критическими замечаниями. Даже не читая писем, можно судить, как была настроена армия, а значит — и весь народ...
Кстати, критические замечания не относились ни к порядку в войсках, ни к Советской власти. Чаще всего это были жалобы на плохое питание и т. п. Пораженческих же настроений вообще нет.
— Можно уточнить, что фронтовики, наверное, не слишком подстраивались под военную цензуру — достаточно вспомнить, что Александр Исаевич Солженицын совершенно спокойно ругал в своем письме к другу Сталина, за что и был перемешен с передовой в лагерь... А уж он-то, наверное, понимал, что можно писать, а чего — нельзя...
МЯГКОВ: Кстати, из всей кипы просмотренных писем всего в двух присутствуют матерные выражения. Значит, народ-то у нас был чистый. И все общество соответственно...
ЛОБОВ: Воспитание народа... Как в семье родители воспитывают детей, так, думается, и в стране крайне необходимо заниматься воспитанием народа на лучших патриотических, национальных и культурных традициях. В Советском Союзе эти вопросы были продуманы сполна, поэтому народ считал себя единой семьей и оказался готовым к самым трудным испытаниям...
НИКИФОРОВ: Сейчас очень ругают само это понятие — «коммунистическое воспитание», забывая при том, какие же качества воспитывали... А детей, молодежь приучали к тому, что надо быть честным, что Родину надо любить и быть готовым ее защищать, что ради нее надо трудиться... Это и было «коммунистической идеологией»! Хотя, может, я что-то идеализирую.
МЯГКОВ: Вернемся, однако, непосредственно к Сталинградской битве. К осени 1942 года была по существу создана новая армия — взамен потерь, понесенных в зимних боях 1941 года в Крыму, под Харьковом и на других участках фронта... В сентябрьском постановлении ГКО говорилось о призыве 400 тысяч воинов 1924 года рождения, о переводе в действующую армию личного состава из других войск, тыловых структур и проч. Эта армия не с ходу вводилась в бой — в основном люди шли в запасные части, создавались именно те резервы, которые потом и нанесли удар по противнику под Сталинградом.
ЛОБОВ: Но сначала Верховному командованию нужно было найти стратегическое решение, позволяющее задержать наступление немцев, а потом нанести огромной силы контрудар...
КУМАНЕВ: А как, кстати, родился план контрнаступления? Известно, что немало наших высоких военных руководителей приписывали себе чуть ли не первостепенную роль в его разработке. Но мне посчастливилось встречаться с Маршалами Советского Союза Александром Михайловичем Василевским и Георгием Константиновичем Жуковым, которые рассказывали обо всем в деталях.
12 сентября 1942 года они были вызваны в Москву — к Сталину. Положение под Сталинградом было тогда очень тяжелым, и Верховный предлагал задержать продвижение противника контрударами, ослабить его натиск и хотя бы частично изменить ситуацию к лучшему. Однако у Жукова с Василевским возникло иное мнение: концентрированными ударами — подтянув резервы, перегруппировав силы — ударить по слабым флангам немецкой группировки. Почему слабым? А там были румынские части...
«Выслушав наши соображения, — говорил Василевский, — Сталин немедленно отправил нас в Генштаб, чтобы мы там подготовили конкретные предложения. Потом мы поехали под Сталинград, чтобы на месте еще раз все взвесить. Сталин между тем сомневался, хватит ли у нас резервов, сил, чтобы провести операцию по окружению большой вражеской группировки... Вернувшись, мы доложили Сталину о реалистичности нашего замысла. 13 ноября на заседании Политбюро и Ставки этот план был утвержден...»
МЯГКОВ: Новые для историков архивные документы говорят о том, что замысел все же вырабатывался в недрах Генштаба. Да, конечно, с ним непосредственно связаны Жуков, Василевский, Сталин, но именно работники Генерального штаба — в частности, полковники Рыжов, Боков и другие офицеры в относительно невысоких званиях, участвовали в выработке этого уникального, ставшего, в конце концов, бриллиантом в общем замысле, плана операции на зимнюю кампанию 1942-1943 годов.
— А почему все-таки так много очень уважаемых военачальников уверенно заявляли о своей причастности к подготовке этого плана?
КУМАНЕВ: Ставка требовала, чтобы они представили свои предложения, связанные с этим планом. Ведь детали, общий замысел до поры до времени держались в большом секрете...
ЛОБОВ: Любая кампания или стратегическая операция Великой Отечественной войны готовилась и планировалась не одну неделю. Я как-то поинтересовался, как по срокам вырабатывалось стратегическое решение — это как раз касалось Сталинградской битвы...
Хотим мы того или нет — выпячивать личность приходится, ведь решения принимал лично Верховный главнокомандующий. Самое интересное, как он готовился к этому. Заканчивалась очередная кампания, а он уже приглашал конструкторов, индивидуально беседовал с каждым из них, выяснял, сколько самолетов, боеприпасов, танков и прочего может быть произведено. Затем как бы дублировал информацию — приглашал директоров заводов, буквально на 5-6 минут. Интересовался резервами горючего, продовольствия, людскими резервами... Приглашал разведчиков, выяснял, что делается у немцев, какие там резервы, планы и т. д. Беседовал с наркомами, с военачальниками — Жуковым, Василевским...
— То есть Иосиф Виссарионович Сталин начинал с того, что собирал всестороннюю информацию?
ЛОБОВ: Да, и только после этого на заседании ГКО предлагал свой вариант, советовался. Потом все всесторонне обдумывал, анализировал — и лишь тогда у него созревал окончательный замысел, и он объявлял решение...
ЧЕРНОГОР: То, о чем говорит Владимир Николаевич, нашло свое отражение в документах и директивах Ставки. Кстати, авторский коллектив Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба под руководством генерал-лейтенанта Виталия Александровича Жилина второй год работает над выпуском документальных изданий, посвященных основным событиям Великой Отечественной войны. В прошлом году в свет вышел двухтомник «Битва под Москвой», а сейчас выходит «Сталинградская битва». Здесь чистая хронология событий — по дням. Это сводки Информбюро, приказы и многие другие документы, многие из которых ранее не публиковались...
РЖЕШЕВСКИЙ: Книги, подготовленные под руководством генерала Жилина, можно считать достижением. Однако не только в нашей стране, но и за рубежом Сталинградской битве, как и вообще событиям на советско-германском фронте, по-прежнему уделяется значительное внимание. Только за первые три месяца этого года в англоязычных странах опубликовано около 400 книг по Второй мировой войне. Из них порядка 20 — о советско-германском фронте Великой Отечественной войне.
