— Почему же эти факты столь мало известны широкому кругу читателей?.. Ну хорошо, теперь можно сказать, то, что происходило на сухопутном театре военных действий, нам в общем-то понятно. Но ведь к городу вплотную подходит Балтийское море — его Финский залив...
ЕГОРОВ: Чтобы прорваться к Кронштадту и фортам, нанести удар по силам нашего флота, немцы сформировали в Або-Аландских шхерах эскадру надводных кораблей: два линкора, три крейсера, эсминцы. Тогда Балтийский флот получил приказ Кузнецова сформировать завесы подводных лодок. Кроме того, в Финском заливе были выставлены более 200 тысяч мин разного назначения, в том числе магнитных, мин донных и якорных, и немцы побоялись пустить свои тяжелые надводные корабли через эти минно-сетевые заграждения. Мы практически держали под контролем весь Финский залив!
— Это продолжалось до тех пор, пока Балтику не сковал лед?
ЕГОРОВ: Да, мы возвратились с моря в конце октября — была, как говорится, очень ледовая осень. Личный состав, как я уже говорил, был тогда брошен на формирование бригад морской пехоты. Но главное, что зимой 1941/1942 годов, несмотря на голод и холод, тяжелейшие условия и большие потери кораблей — особенно при эвакуации Таллина, мы стали готовиться к боям против фашистов на 1942 год.
И вот, когда немцы вышли уже к Сталинграду, мы прорвались через все минные заграждения и немецкие корабельные завесы к берегам Германии, и топили там фашистские подводные лодки и надводные корабли. В частности, нашей подводной лодке удалось прорваться к Данцигской бухте и утопить тяжелый транспорт с войсками и боеприпасами, который как раз шел в Финляндию. Другими подлодками летом и осенью 1942 года было потоплено более 40 транспортов. Гитлер взбеленился и приказал перекрыть Финский залив, чтобы не пустить больше ни одну нашу подводную лодку в Балтику.
— Удалось им это?
ЕГОРОВ: Да, на какое-то время. Когда в начале 1943 года в море прорвались пять подводных лодок и только одна из них еле возвратилась в базу, то движение подлодок в Балтийское море было прекращено для их сохранения.
— Когда мы говорим о подвиге блокадного Ленинграда, то чаще всего все сводится к тому, что армия и флот отстояли город, что жители его сумели выжить — наперекор врагу. При этом как-то забывается, что ленинградцы не просто выживали сами, но и очень многое сделали — причем по самым различным направлениям — для общей победы над врагом. Вот вы, Борис Яковлевич, находясь в Ленинграде, служили тогда во внешней разведке...
НАЛИВАЙКО: Да, с 15 мая 1942 года я пришел в 1-й отдел Ленинградского управления НКВД рядовым оперработником. Мы работали с немецкими военнопленными, подбирали наиболее подходящие кандидатуры для вербовки, занимались соответствующей их подготовкой — радиоподготовкой, разведывательной, а затем и переброской за линию фронта.
— По-моему, в открытой печати об этом нигде и никогда не говорилось. Какова же была результативность этой работы?
НАЛИВАЙКО: Мне трудно об этом судить, потому что нашей задачей были подготовка и вывод, а уже работа с ними меня не касалась. У нас были разные способы вывода агентов: и с самолета сбрасывали, и по «зеленой границе», как говорят, мы их выводили. Кстати, у меня родители эвакуировались из Ленинграда, квартира оказалась свободной — и немцы, три человека, у меня даже жили. Велась их подготовка, приходили инструкторы, и затем была их переброска за кордон. Вот та скромная работа, в которой мне пришлось принимать участие... Возглавлял тогда наш разведотдел Александр Михайлович Сахаровский, который после войны в течение многих лет был руководителем внешней разведки Советского Союза.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Можно добавить, что в начале мая 1943 года руководство органов госбезопасности обратилось к секретарю горкома по пропаганде Шумилову, чтобы использовать городскую радиотрансляционную сеть для передачи сигналов агентуре, находящейся за линией фронта.
ШМЫРЕВ: Я служил в Ленинграде в органах радио-разведки, а начальником разведки Ленинградского фронта был генерал-майор Петр Петрович Евстигнеев... Радио-разведка ленинградская была довольно солидная, сформирована еще в 30-х годах, части имели большой опыт. За действиями немцев мы начали хорошо наблюдать где-то с сентября 1941 года, хотя до этого немецкую систему управления войсками, шифры, коды и прочие штуки знали плохо, поскольку за немцами не следили.
Когда начались массовые бомбежки Ленинграда и налеты были по 11 раз в сутки, мы научились наблюдать за управлением немецкой бомбардировочной авиации. Если радиолокаторы, которых в это время было, правда, мало, засекали авиацию за 8-10 минут до подлета к объектам удара, благо аэродромы близко располагались, то наблюдение за системой управления немецкой бомбардировочной авиации силами радиоразведки позволило продлить это время до 25-30 минут. Это уже давало возможность органам ПВО подготовиться к отражению ударов — поднять истребительную авиацию, объявить тревогу в зенитной артиллерии.
Жуков довольно высоко оценил действия разведки, и один из наших товарищей — Клавдий Иванович Дроздов, освоивший наблюдение за немецкой бомбардировочной авиацией, имел специальную группу, которая размещалась на одном из уцелевших высотных зданий в районе Волкова кладбища, был награжден орденом Красной Звезды.
Впоследствии наша радиоразведка была несколько переориентирована на борьбу с дальнобойной артиллерией, которая, особенно уже в 1943 году, была главным поражающим фактором непосредственно по городу.
Обстрелы были беспрерывными, огонь был не столько на разрушение, сколько на деморализацию населения. Били по трамвайным остановкам, по скоплениям людей. Я однажды сам в трамвае попал под обстрел, но снаряд попал в другой вагон... Мы научились работать по вскрытию команд дальнобойной артиллерии. Пристрелка немцами велась не по городу, а по фиктивным реперам, и мы научились разбираться с наблюдательными пунктами, которые были на господствующих высотах, научились определять команды на открытие огня и на подготовку целей и предупреждать иногда за час, иногда больше до открытия огня по Ленинграду.
В нашем радиоразведывательном дивизионе была создана объединенная группа, которая наши данные сразу использовала. В ней были артиллеристы и летчики, и в зависимости от того, какие цели противник намечал для обстрела, давалась команда на контрбатарейную борьбу или на действия бомбардировочной авиации... Мы научились расшифровывать немецкие команды, а наши радиоразведчики специально выезжали в те точки, по которым планировался налет, фиксировали правильность своих выводов.
Радиоразведка научилась работать в том диапазоне частот, который у нас не был освоен до войны. Поскольку такой техники у нас в армии не было, завод им. Козицкого начал в 1942 году ее производство по нашим тактикотехническим характеристикам и данным. Техника, сделанная в блокадном Ленинграде, к концу года стала в достаточно большом количестве поставляться в войска, в части радиоразведки не только Ленинградского, но и других фронтов.
— Мы заговорили о разведке и совсем забыли про нашу контрразведку...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Когда при подготовке сборников документов о войне мне пришлось ознакомиться с архивными материалами, то у меня сложилось глубокое убеждение, что ленинградские чекисты действовали гораздо более эффективно, чем московские в период битвы за Москву. Сказалось, вероятно, и то, что ленинградские чекисты приобрели определенный опыт борьбы с подрывной деятельностью противника еще в период финской кампании. К тому же Финляндия объявила войну на два дня позже Германии, а два дня в период войны очень много значат...
