– Нет, я имею в виду его жену. Ирину Васильевну Самойленко.
– С Ириной Васильевной? У нас с ней исключительно служебные отношения. Она выписывает накладные из штаба…
– Не надо меня информировать о роде ее профессиональной деятельности. Я в курсе, – голос его стал тверже.
– Виноват, – смутился Михаил, начиная понимать, куда клонит замполит.
– Меня сейчас интересует другая сторона ваших с ней отношений. Я, разумеется, не стану выяснять детали и подробности, но сразу хочу предупредить, что, если это безобразие продолжится, ваш контракт, который подходит к завершению, не будет продлен. Мне в части не нужна аморалка! Так что подумайте, товарищ прапорщик, что для вас важнее. Служба или, понимаешь, эти шуры-муры.
– Но… но у нас с товарищем Самойленко ничего нет. Между нами ничего нет. Клянусь честью. Мне и своей жены вполне хватает, – неуместно пошутил ошарашенный Михаил.
– Если бы я узнал о вашей связи от одного человека, возможно, и счел бы данный факт сплетней, но эта информация поступила ко мне из трех источников. А этим людям я вполне доверяю. Так что разговор окончен. Сделайте соответствующие выводы, товарищ прапорщик. Вы свободны.
Михаил встал, отдал честь и вышел из кабинета. Впоследствии он так и не решил для себя, стоило ли тогда продолжить спор с подполковником Веселовским, а может, стоило поговорить и с самой Ириной Васильевной? Или просто надо было набить морду Достоевскому и двум его прихвостням, о которых он сразу догадался, как о «дополнительных источниках», которым доверял замполит. Но, как бы там ни было, Родин посчитал ниже своего достоинства все эти дешевые разборки и сам для себя замял эту, мягко сказать, неприятную тему. Был, конечно, еще вариант – раскрыть глаза замполиту на настоящую сущность его зама Достоевского. Но и это он отверг как бездоказательный факт. Да и не стукач он априори. Даже на таких подлецов, как этот, ябедничать не станет. Так что чему быть, того не миновать. Если есть справедливость на свете, все будет хорошо. Но как сказал классик: «Нет правды на земле, но нет ее и выше». Видимо, надо все-таки за нее и за себя бороться. Иначе не выживешь. А твое молчаливое благородство – детская присыпка по сравнению с подлостью и низостью мелких гадов.
* * *
Михаил докуривал уже пачку «Астры», хотя часы показывали только два ночи. До конца вахты оставалось шесть часов. «Нет, я не буду сидеть сложа руки, – решил он для себя. – Завтра я все-таки сделаю то, что наметил. И не для генерального директора, а исключительно для себя. Да плевал я на это место сторожа, не оно важно. Важно ощутить себя значимым человеком. Личностью, которую никто не вправе назначить в своей игре мелкой сошкой. Ржавым винтиком в большом механизме. Баста! Натерпелись».
И сейчас, как никогда, он почувствовал в себе злобу. Даже ярость. Во что бы то ни стало Родин решил распутать этот клубок обмана и очередных подстав. И хоть не верил он в Бога, но заповедь «не укради» являлась для него первой и главной. И он, пострадавший из-за нее однажды, ощутил в себе инстинкт не только охранника, но и охотника. Несправедливость жизни внесла свои коррективы в его сложившийся характер. Теперь он – боец без интеллигентской рефлексии, он – страж порядка! И, конечно же, не допустит он того, что еще одна женщина, к которой он сейчас привязался, посмеется над ним и уйдет к другому. Очередного раза не будет! Он всем докажет, что от былого Родина не осталось и следа. Особенно от того, в кого он превратился за последние годы – безработного алкаша и никому не нужного слюнтяя. Даже вспоминать тошно, как он тонул глубже и глубже, после того как оказался за бортом. Только вот приступать к делу надо с горячим сердцем и холодной головой, как учил Дзержинский. А у Михаила, наоборот, сердце было пустым и холодным, а мозги просто плавились, с трудом воспринимая происходящее. И зачем он выпил эту треклятую водку?!
* * *
Прапорщику Родину даже не объяснили, почему контракт его верной многолетней службы не будет продлен. Просто «сделали под козырек», и прощай без «прости». Он возвратился домой, не зная, как все рассказать Галочке. Ну не о том же, что его ложно обвинили в интимной связи с делопроизводителем Ириной Васильевной Самойленко.
Дети были в школе. Галочка возилась на кухне, готовя обед. Она была крайне удивлена раннему приходу мужа и посмотрела на него подозрительно:
– Чего это ты? Что-нибудь случилось?
– В общем, да, – глядя себе под ноги, ответил Михаил, присаживаясь на табурет возле стола, где на деревянной доске были аккуратными рядами разложены пельмени. – Ну, не то чтобы случилось, – промямлил он, чертя пальцем круги по рассыпанной на столешнице муке. – Короче, мне не продлили контракт.
– Что?! – воскликнула жена, вытирая ладони о ситцевый фартук и присаживаясь напротив. – Как не продлили? Ты шутишь?
– Какие уж тут шутки, Галя. Я – безработный, – тяжело вздохнул он, так и не осмелившись взглянуть супруге в глаза.
– То есть как безработный? А как же… А что мы теперь будем делать?
– Что? Не знаю. Наверное, искать новую работу. Я же не умер все-таки, – улыбнулся он уголком губ и посмотрел на Галочку.
Он ждал, что жена сейчас поддержит его, утешит, скажет что-то важное, но она как взорвалась:
– Новую работу?! А что ты умеешь?! Что ты вообще можешь, кроме как на складе командовать? У тебя ведь даже образования, кроме твоего прапорского, никакого нет! А в чем дело-то? Почему не продлили? Ты хоть узнавал?
– А что толку? Даже если и объяснят причину, решения своего не поменяют. Может быть, на это место блатного кого берут? Не знаю.
– Можно подумать, что это министерское кресло! Кому оно нужно-то, Миша, окстись! Так, если ты сам не хочешь, то я пойду. Я пойду прямо к командиру части, скажу, что у нас двое несовершеннолетних детей, и пусть думает! Я и повыше пойду! А ты – тюфяк! Как был, так и остался.
– Никуда ты не пойдешь! – с силой хлопнул по столу Михаил так, что облачко муки взмыло вверх и обсыпалось ему на форменные брюки. Он тут же попытался отряхнуть колени, но испачкался еще больше.
– Это еще почему? Ага! Значит, ты что-то знаешь. Ну-ка, говори! – истошно завизжала прозорливая Галочка.
– Я сказал, что ничего не знаю. И знать не хочу. Все, закончим дебаты, – уже спокойным тоном отрезал Михаил.
– Ладно, Миша. Давай поговорим тихо. Без крика. Пожалуйста, расскажи мне правду. Я твоя жена и имею право все знать. Ты согласен?
Помедлив с минуту, Михаил решил-таки, что Галочка действительно должна узнать истинную причину его увольнения. И он все ей рассказал. Дойдя в своем малоэмоциональном повествовании до того момента, когда его вызвал к себе замполит Веселовский, Родин заметил, как Галочка, до сих пор молчаливо внимавшая ему, заметно занервничала.
– С женой Самойленко? – переспросила она, и черные глаза ее забегали, словно тараканы. – А почему именно она? Ирина?
– Да какая разница кто, – буркнул Михаил. – На ее месте могла быть и медсестра Лена, и докторша Таисия Павловна. Ты разве не поняла, что дело тут не в определенной женщине? Просто таким образом мне легче всего было приписать аморалку. Хорошо хоть суд чести прапорщиков не устроили.
