И рассказал. Вот тут-то и перевернулась вся жизнь Михаила Родина. Отсюда и пошел обратный отсчет.
* * *
Михаил поднял газету со сканвордами, взял в руки книгу с названием «Ваша кровь для нас» и, слегка напрягши мышцы, разорвал ее вдоль переплета. Две половинки отправились вслед за бутылкой из-под водки. Несколько листков от удара о стену отлетели в сторону и, плавно кружась, опустились на осколки.
После этого он встал со стула и пошел к входной двери, запертой им изнутри на мощный железный засов. Там, рядом с порогом, стояло ведро, в которое были засунуты веник и совок. Он наклонился, взял его и направился к кирпичной стене.
– А сейчас все это надо убрать, – снова вслух как бы приказал он сам себе. – Не надо оставлять такие следы. Ничего не было. Ни книги, ни водки. И дохлой собаки тоже не было. – На некоторое время он забыл, что на него смотрит глазок видеокамеры.
Терпеливо и тщательно Родин начал сметать разбитое стекло в совок и скидывать в ведро. Туда же он определил и разорванную книгу. Затем отправился к полке, на которой были сложены обычные пеньковые мешки. Взял один из них и посмотрел на свет: не дырявый ли? Там же без труда нашел пару рабочих рукавиц и тоже оглядел их. С этими нехитрыми предметами он бодро зашагал к ящику, в котором обнаружил труп собаки, и, надев рукавицы, в очередной раз открыл его. Брезгливо морщась, он начал выгребать оттуда зловонное содержимое и перекладывать в мешок. Когда ящик опустел, он провел по дну рукой, собирая остатки шерсти, и, убедившись, что все теперь чисто, туго завязал мешок. Подхватив на ходу и ведро, Родин открыл засов двери и шагнул за пределы склада. Свежий сырой ноябрь приятно похолодил ноздри. Уверенной походкой Михаил направился в сторону мусорных баков, но дорогу ему внезапно преградил местный сторожевой пес по кличке Файл. Он грозно зарычал, оскалив верхние желтоватые клыки.
– И кто только дал тебе такое несуразное имя? Файл! – спросил Михаил, сбавив шаг, и слегка тряхнул мешком.
Файл притих и начал нюхать воздух. Затем немного присел на задние лапы вытянул морду к небу и протяжно завыл.
– Учуял смерть? То-то. Посторонись. Кортеж пройдет.
Спокойно дойдя до намеченной цели, Родин выбросил в бак мешок и следом высыпал туда содержимое из ведра. Файл продолжал выть. Возвращаясь назад, Михаил остановился возле пса и протянул к нему руку:
– Вот так, мой друг, заканчивают все. Извини, что не похоронил с почестями. Времени нет.
Пес перестал выть и потянулся к Родину, ткнув ему в ладонь мокрым носом.
– Что, пойдем, помянешь твоего собрата? – потрепал он его за ухом и двинулся дальше.
Файл, словно понимая слова, пошел за ним.
Михаил вернулся на склад, достал из пакета бутерброд с дешевой колбасой, что брал себе на смену. Есть ему совершенно не хотелось, и он, не жалея, вынес его собаке, ожидавшей за дверью. Увидев охранника, Файл вильнул хвостом, принял из его рук бутерброд, но не проглотил, а, зажав в зубах, пошел прочь. Отойдя на десяток метров, он аккуратно положил бутерброд на землю и скрылся в темноте.
– Смотри-ка, какой интеллигент, – усмехнулся ему вслед Михаил. – Не захотел меня обидеть отказом. Только вот интеллигенту очень сложно прожить в этом мире. Учти, псина!
* * *
После встречи с Саловым Михаил вернулся домой поздно и совершенно пьяный. Практически непьющий человек, он нагрузился пивом, а затем и водкой так, что едва стоял на ногах. А ведь с утра ему предстояло снова идти на работу. Но сейчас он об этом не думал. Он думал о том, чтобы сдержаться и не убить жену. Ему очень хотелось садануть ей как следует в челюсть. Да, просто по-мужски, без дешевых разборок. Но нельзя. Она – женщина. Подлая и низкая тварь! Теперь-то он понял, почему тогда забегали ее глазки-тараканы и она резко сменила гнев на милость. А потому, что рыло в пуху, а вернее, в дерьме. И он теперь в дерьме по ее милости.
Галочка вышла из спальни в голубом пеньюаре, щурясь от света в коридоре. Ее разбудил шум. Это Михаил, пытаясь разуться, упал на обувную полку и опрокинул ее. Теперь он так и сидел на полу возле входной двери, безумно таращась по сторонам и что-то бубня себе под нос. Таким жена его видела впервые.
– Господи, Миша! – воскликнула она, сначала не понимая, что происходит. – Тебя избили?
Бросившись поднимать Михаила, она почувствовала исходивший от него запах алкоголя и тут же прекратила свои попытки помочь. Поднявшись в полный рост, она сложила на груди руки крендельком:
– Та-ак! Понятно! Ну конечно, все грузчики должны пить. И ты туда же, хоть и охранник.
Михаил, опираясь о стену, встал. Все плыло перед глазами. И силуэт Галочки, облаченный в голубое, сливался с салатовыми обоями. Вот только черные глазки-тараканы резко выделялись на фоне ее бледного лица. Он сфокусировал на них свой взгляд и громко крикнул:
– Молчать, с‑сука! Молчать, я с‑сказал!
– Что?! – вздрогнула Галочка и попятилась.
Ни разу за все годы их совместной жизни муж не только не обозвал ее, но и ни разу не повысил голос. И она поняла. Она поняла, что он все узнал.
Это случилось на праздник. В части отмечали юбилей со Дня Победы. Было разрешено приходить с женами. Михаил за день предупредил Галочку о данном событии. Маловато, конечно, времени, чтобы хорошо подготовиться, но хорошо хоть не за час. От него и такого можно было ожидать. Она сбегала на маникюр и стрижку, купила новое бирюзовое платье с блестками и, уже блистая во всей красе, села за длинный накрытый стол рядом с Михаилом, одетым в парадную форму. Так получилось, что напротив них сидела чета Самойленко. Ирина Васильевна, служившая в части делопроизводителем, не была красавицей. Грузная фигура, блеклое лицо, неприветливый взгляд из-под светлой челки и плотно сомкнутые, неулыбчивые губы. Зато капитан Самойленко, ее муж, был просто великолепен. Худощавый брюнет с синими глазами. В отличие от Михаила, он был весельчак и балагур. Галина хохотала над его шутками весь вечер. А когда он пригласил ее на вальс, даже и не подумала отказать.
Не подумала она отказать и на его просьбу дать номер ее телефона. Не отказала впоследствии и просто дать. Вот так и завязался их бурный роман.
Самойленко объяснялся ей в любви, нещадно критикуя свою супругу, и день ото дня становился все настойчивее, требуя частых встреч. Галине было сложно улучать свободные часы, но еще сложнее оказалось отказать обаятельному капитану. Она никогда не испытывала такого романтизма и душевного подъема. Михаил всегда скуден на комплименты, никогда не приглашал в ресторан или даже кино, редко улыбался, и вообще, с ним ей было скучно. А тут вдруг такой фейерверк! Букеты, которые она не знала куда девать, золотая цепочка в подарок, что пришлось прятать, и отдаленные от города кафешки, куда он возил ее на собственной иномарке. И как тут не закружиться голове?
Самойленко даже начал вести разговоры о своем разводе с супругой.
– Подумай сама, Галюсик, детей у нас нет и быть с ней не может. Она бесплодна, как пересохший колодец. Видеть ее уже не могу. А тут ты! Даже не думал, что меня могут затронуть такие чувства. Ты словно возродила меня из пепла! А давай поженимся?
