— Надеетесь привлечь полковника к нашему делу? — осторожно уточнил помощник.
— Увидим, — буркнул Валерий Иванович.
На душе у него отчего-то стало удивительно погано, словно дерьмом накормили, а ты даже не имел ни сил, ни возможности отвернуть морду и лишь покорно открывал рот, принимая очередную большую ложку пахучего говна и корчась в рвотных спазмах, глотал его, проталкивая внутрь, словно опасаясь, что если вдруг откажешься это делать, то речь пойдет уже не о чужих, а о твоей жизни. Но, может быть, так оно и есть?
Кто бы сказал, кто ответил, как поступать, чтобы не угодить ненароком в волчью яму? Кто бы открыл, что таило скрытое туманом времени будущее? Однако не пойдешь же к шарлатанам-колдунам и мошенницам ворожейкам — мол, вот он я, генерал Моторин, здрасьте, будьте так любезны, скажите, что это там такое ждет нас в ближайшее время? Впрочем, к чертям всех, что ждет именно его?!
Но никто не ответит, никто не откроет, и он никуда не пойдет. Единственная возможность — воспользоваться услугами аналитиков. Они могли просчитать и доложить о вероятности развития событий по тому или иному варианту. Возможность такая есть, однако все впустую, поскольку у судьбы обычно наготове свой, самый неожиданный вариант, и она, не задумываясь и ни в чем не сомневаясь, пускала его в ход. А проникнуть в замыслы судьбы, направляемой Богом, Высшим Разумом или как там его не назови, еще никогда никому не удавалось и как знать, к счастью это или к горькому сожалению?
Вялым движением руки генерал отпустил помощника, открыл стоявший в углу холодильник и прямо из горлышка отхлебнул «смирновки». Всего один глоток, как лекарство, способное выправить настроение, придать бодрости и успокоить расшатавшиеся нервы.
Да, теперь нужно успокоиться: решение принято, распоряжения отданы, ответственные за их выполнение люди немедленно начнут действовать, и остановить набиравшую ход машину уж нельзя! Можно попытаться еще что-то подкорректировать, исправить, чуть-чуть изменить, но остановить — нет! И ему оставалось только ждать результатов.
Кто же это сказал, что одна из самых страшных пыток, это пытка ожиданием?..
Глава 5
Первые несколько дней Игорь Зотин наслаждался бездельем и ликовал душой, радуясь, что в очередной раз по добру, по здорову унес ноги из адского пекла, где ничего не стоило сгинуть без следа даже с самими распрекрасными охранными грамотами. Там жизнь, как свеча на ветру — дунуло чуть сильнее, и теплившийся в тебе искрой Божьей слабый огонек разума потух, а проклятым азиатам и дела никакого до того нет. Для них ты чужд, непонятен и далек, как и они для тебя. Тут полная взаимность, лишь вот только без любви. Да и какая с ними, к чертям собачьим может быть любовь, с этими зверьками?
Игорь наливал себе еще водки, залпом выпивал, вяло закусывал, закуривал очередную сигарету и шалыми глазами обводил кухню. Потом вставал и бродил по комнатам, трогая стены и мебель руками: все никак не мог поверить, что он дома. Изредка садился к телевизору и с жадным интересом смотрел репортажи из Южных Предгорий, временами разражаясь хриплым пьяным хохотом — ложь, все ложь! Не зря говорят что телевидение у нас насквозь сионистское и продажное! Они же ничего толком не знали о том, что действительно там творилось, особенно в горах! А если и знали, так упорно молчали, а это еще хуже, это подлость и предательство интересов нации: еще стоило серьезно разобраться, чьи именно интересы представляли те, кто засел на телевидении.
Ни с одной из компаний или программой Игорь никогда не сотрудничал, хотя имел некоторый печальный опыт подобных попыток, когда его отвергли, отдав предпочтение явно более слабой работе, зато «своего». После этого он возненавидел все ТВ и тех, кто там работал, предпочитая иметь дело с журналами и зарубежными агентствами. Иногда было очень смешно видеть свой собственный видеоряд, показанный нашим телевидением, как кусочек репортажа какой-то западной телекомпании.
Теперь часто говорили, что профессия журналиста стала очень опасной, но чем рисковали те, кто писал про макияж или показывал, как лучше выдергивать волоски на ногах, вещал про модные шмотки и стильную мебель, бутики и рецепты праздничных пирогов? Они сидели в теплых кабинетах и шлялись по презентациям, где заводили ни к чему не обязывающие интрижки и лакали даровое шампанское, а потом строчили всякую ересь, поскольку писать нормально просто не умели и никогда — никогда! — не научатся. Разве их загонишь под пули в пропаленные солнцем и продуваемые всеми ветрами горы? Да Боже упаси!
А он действительно рисковал и имел право расслабиться: выйти, к примеру, во двор в домашних шлепанцах и сесть на лавку и блаженно прикрыть глаза, твердо зная, что ниоткуда вдруг не прилетит в голову пуля и не ухнет рядом взрыв мины. И что, открыв глаза, он увидит детскую песочницу и сидящих на соседней лавочке бабок, а не дочерна загорелые бородатые рожи в чалмах и пенжабках, вылупившие на него глаза, как на жертвенного барана. Да ну их к дьяволу!
При всем при том Зотин был человеком деловым и не мог себе позволить бесконечно предаваться праздному времяпрепровождению: надо подумать и о хлебе насущном. Отснятые материалы старели, и цена их падала с каждым днем. Поэтому в одно прекрасное утро Игорь твердо сказал себе: хватит кайфовать!
Он наскоро умылся, позавтракал, прибрался в квартире и устроился на кухне, поставив перед собой телефон и чистую пепельницу. Рядом положил полную пачку сигарет и пухлую записную книжку — прежде, чем куда-либо отправляться на переговоры, стоило сделать предварительный звонок, поскольку зря жечь бензин потрепанных «жигулей» и терять попусту время Зотин не любил.
Игорь раскрыл книжку и начал медленно перелистывать ее странички, надеясь, что некое хитрое внутреннее чувство безошибочно подскажет, кому сделать первый звонок, который может оказаться самым удачным.
И тут телефон зазвонил. Сняв трубку, Зотин услышал знакомый голос Минаева.
— Привет, — поздоровался Куприян и осведомился: — Чем занят?
— Собирался сесть на телефон, — не стал скрывать Игорь. — Покупателей обзванивать, а то, знаешь, когда отправляешься в экспедицию все готовы наобещать золотые горы, а когда приходит время расплаты, начинают крутить носом: то им не так, то крови маловато, то на сексуху не тянет.
— Я бы сказал, что скорее крутят не носом, а задницей, — засмеялся Минаев. — Кстати, возил бы ты с собой бутыль с красными чернилами, обливал ими публику и заставлял боевиков палить в воздух. Вот и кровавые ужасы горной войны.
— Их там и так хватает, — отчего-то обозлился Зотин. — Давай, говори, что там у тебя, и распрощаемся, а то мне некогда. Извини, материалы тухнут, а промедление смерти подобно: сейчас не продашь, так потом за них и копейки не получишь.
— Получишь, — заверил Куприян. — Все, что причитается. Давай, подскочи к Савеловскому вокзалу, дело важное есть. Встречаемся у входа в камеры хранения. Сорок минут тебе хватит?
— Да не могу я сейчас! — попытался отказаться Зотин, однако Минаев был категоричен и неумолим.
