– Выбери снова, – твердо повторила она.
– Нельзя ли как-то пояснить?
– Нет. В том-то и суть. В простоте. Назови какую-нибудь категорию и сам поймешь, в чем тут дело.
– Религия, – сказал я.
– Выбери снова, – откликнулась Энея.
Я рассмеялся.
– Я не совсем шутила, Рауль.
Мы снова двинулись вверх. А.Беттик полностью погрузился в свои мысли.
– Знаю, детка, – ответил я, хоть и не был уверен, что знаю. – Категорию, значит, назвать… э-э… ну, пусть будет политические системы.
– Выбери снова.
– Ты не считаешь, что Священная Империя – конечный этап эволюции человеческого общества? Межзвездный мир, относительно неплохое правление и… а, ну да… бессмертие граждан.
– Пора выбрать снова. И раз уж речь зашла о наших взглядах на эволюцию…
– Что?
– Выбери снова.
– Выбрать снова – что? Направление эволюции?
– Нет. Наши представления о том, что эволюция вообще имеет направление. Большинство эволюционных теорий, если уж на то пошло.
– Значит, ты не согласна с Папой Тейяром… с гиперионским паломником отцом Дюре… сказавшим три века назад, что Тейяр де Шарден был прав и что Вселенная движется к постижению Божественного разума и единению с ним? К тому, что он называл точкой омега?
– Ты много читал в библиотеке Талиесина, а? – поглядела на меня Энея.
– Ага.
– Нет, с Тейяром я не согласна… ни с тем иезуитом, ни с безвременно скончавшимся Папой. Мама была знакома и с отцом Дюре, и с нынешним, так сказать, Папой, отцом Хойтом.
У меня глаза на лоб полезли. Вообще-то я знал, но когда тебе напоминают… о знакомствах трехсотлетней давности… поневоле ошалеешь.
– Как бы то ни было, – продолжала Энея, – в последнее тысячелетие учение об эволюции получило настоящий пинок под зад. Сначала Центр активно противодействовал исследованиям из страха перед быстрым развитием генной инженерии и, значит, распадом человечества на множество вариантных биологических видов, на которых Центр уже не сможет паразитировать, затем Гегемония под влиянием Центра веками пренебрегала биологическими науками, и, наконец, Священная Империя просто трепещет перед ними.
– Почему?
– Почему Священная Империя боится биогенетических исследований?
– Нет, – уточнил я. – Как раз это-то я, кажется, понимаю. Центр – а вместе с ним и Священная Империя – хочет, чтобы люди оставались в том виде, который их устраивает. Согласно их догме, человек определяется количеством рук, ног и всего прочего. Я хотел спросить, к чему пересматривать эволюцию? Зачем вообще дискуссия о направлении или не-направлении и так далее? Разве древняя теория недостаточно хороша?
– Нет, – лаконично ответила Энея. Пару минут мы поднимались в молчании, а потом она сказала: – Не считая мистиков – таких, как тот, древний Тейяр, – большинство ранних эволюционистов были достаточно осторожны, чтобы не говорить об эволюции в терминах «цели» и «намерения». Это термины религии, не науки. До Хиджры ученые предавали анафеме одно только предположение о направлении эволюции. Они могли рассуждать только о «тенденциях» – повторяющихся статистических выбросах.
– И что?
– А то, что в этом своем предубеждении они были ограничены, так же как Тейяр де Шарден в своей вере. У эволюции есть направления.
– Откуда ты знаешь? – ласково поинтересовался я, гадая, что она ответит и ответит ли вообще.
Она ответила – и ответила сразу:
– Некоторых данные я видела еще до рождения, через кибридный канал связи отца с Центром. Автономные разумы Центра постигли суть человеческой эволюции много веков назад, когда люди пребывали еще в полнейшем неведении. Будучи сверх-сверхпаразитами, ИскИны способны эволюционировать лишь в сторону еще большего паразитизма. Им остается лишь наблюдать живые существа и их эволюционную кривую… или попытаться остановить эволюцию.
– Так куда же ведет эволюция? К более мощному интеллекту? К какому-нибудь богоподобному разуму-муравейнику? – Меня занимало ее восприятие львов, медведей и тигров.
– Разум-муравейник? Бр-р… Ты не мог придумать ничего более скучного и гнусного?
Я промолчал. Мне казалось, что именно к этому ведет ее учение о языке мертвых, языке живых и прочих шагах. Надо будет получше слушать, когда она надумает прочесть проповедь в следующий раз.
– Почти все интересное в человеческом опыте – результат личных переживаний, эксперимента, объяснения, общения. Разум-муравейник стал бы чем-то вроде древней компьютерной сети, жизнью в высотах инфосферы… идиотизмом по всеобщему согласию.
– Ладно. – Я по-прежнему ничего не понимал. – Так какое же все-таки направление у эволюции?
– Больше жизни. Жизнь любит жизнь. Вот так вот все просто. Но что куда более поразительно – не-жизнь тоже любит жизнь… и хочет влиться в жизнь.
– Ничего не понимаю.
Энея кивнула:
– Еще до Хиджры, на Старой Земле… в двадцатых годах двадцатого века… в государстве, которое называлось Россия, жил геолог, он это понимал. Его звали Владимир Вернадский, и он ввел термин «ноосфера», и этот термин, если все пойдет так, как я предполагаю, скоро обретет новое значение для нас обоих.
– Почему? – спросил я.
– Увидишь. – Энея коснулась моей руки. – В общем, в 1926 году Вернадский написал: «Атомы, единожды попав в поток жизни, покидают его крайне неохотно».
Я ненадолго задумался. В науках я не знаток – если что и знаю, так нахватался этого от бабушки и в библиотеке Талиесина, – но для меня эти слова имели смысл.
– Тысячу двести лет назад его слова перефразировали более научно и обозвали эту более научную формулировку законом Долло, – продолжала Энея. – Суть в том, что эволюция не идет вспять… исключения вроде китов Старой Земли, из сухопутных млекопитающих попытавшихся снова стать рыбами, случаются крайне редко. Жизнь движется вперед… постоянно находит новые ниши и заселяет их.
– Ага! Это как когда человечество покинуло Старую Землю на кораблях с двигателями Хоукинга?
– Не совсем, – покачала головой Энея. – Прежде всего мы сделали это преждевременно, по наущению Техно-Центра, и еще из-за того, что Старая Земля погибала… впрочем, это тоже работа Центра. Во-вторых, благодаря двигателю Хоукинга мы могли совершать скачки по всей своей галактической ветви, отыскивая похожие на Землю планеты с высоким коэффициентом по шкале Сольмева… большинство которых мы все равно терраформировали и населили существами Старой Земли – начиная от бактерий и дождевых червей и кончая утками, на которых ты охотился на гиперионских болотах.
Я согласно кивнул, а сам подумал: «Интересно, что нам еще оставалось делать? Что плохого в том, чтобы отыскать место, где все как дома – тем более что и дома-то уже нет и вернуться некуда?»
