Книга Восход Эндимиона, страница 184. Автор книги Дэн Симмонс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Восход Эндимиона»

Cтраница 184

Но не только. Я обрел в этом свое спасение. Я не сошел с ума, не покончил с собой в порыве отчаяния. Я уберег свои воспоминания об Энее, вытянул их из болота кошмара – и вновь увидел ее живой, исполненной радости бытия. Я возвращался в те дни, когда мы были вместе, вспоминал наше долгое странствие, думал о ее миссии и размышлял над ее вестью – такой короткой, законченной и невероятно прямолинейной, – вестью мне и всему человечеству. Фактически это спасло мне жизнь.

Только приступив к этому повествованию, я обнаружил, что теперь обладаю способностью понимания и сопереживания мыслям и действиям каждого участника нашей долгой одиссеи и проигранной битвы. Я знал, что обязан этим Энее, научившей меня языку живых и мертвых. Я по-прежнему встречался с умершими и во сне, и наяву: мама часто разговаривала со мной, я постигал муку и мудрость тех, кто еще жил, и тех, кто уже давно умер, но более всего меня занимали воспоминания и ощущения тех, чьи пути пересеклись с Энеей.

За все время ожидания смерти в «кошачьем ящике» я ни разу не слышал мыслей людей, живущих за стенами моей камеры, – видимо, виной тому была энергетическая оболочка, – зато я довольно быстро научился приглушать шум несметного числа голосов, резонирующих в Связующей Бездне, и сосредоточиваться только на воспоминаниях тех – и мертвых, и живых, – кто принял участие в истории Энеи. Вот так я и постиг в какой-то мере мысли и мотивации людей, столь от меня отличных, что их можно считать представителями иного вида: кардиналов Симона Августино Лурдзамийского и Джона Доменико Мустафы, Ленара Хойта – в инкарнации Папы Юлия и Папы Урбана Шестнадцатого, торговцев Кендзо Исодзаки и Анны Пелли Коньяни, священников и воинов – отца де Сойи, сержанта Грегориуса, капитана Марджет Ву и старпома Хогана Жабера. Некоторые из них присутствуют в Связующей Бездне в виде пустот, разрывов и дыр – ИскИны, советник Альбедо, Немез и ей подобные, – но я проследил перемещения и действия этих существ по перемещению пробелов в матрице чувственных ощущений, чем, собственно, и является Бездна, подобным же образом можно увидеть абрис человека-невидимки во время сильного дождя. Таким вот способом, да еще вслушиваясь в тихий шепот мертвых, я воссоздал картину избиения невинных на Седьмой Дракона, услышал свистящее шипение и увидел смертоносные действия Скиллы, Гиеса, Бриарея и Немез на Витус-Грей-Балиане Б. Но как бы ни были омерзительны эти погружения в вакуум и кошмар, они с лихвой искупались вновь пережитым ощущением дружбы и тепла при встрече с Дем Лоа, Дем Риа, отцом Главком, Хетом Мастином, А.Беттиком… Многих я смог найти только в своей памяти – это мужественный и благородный Лхомо Дондруб, и Рахиль, и царственная Дорже Пхамо, и мудрый юный далай-лама. Я касался Связующей Бездны, чтобы услышать свой собственный голос, и тогда нередко видел себя лишь второстепенным персонажем собственной истории – не слишком умным, редко – ведущим, чаще – ведомым другими, очень часто неспособным ответить на вопрос и принимающим неверное решение. Но кроме того, я видел, как глуповатый Рауль Эндимион из моего повествования открывает в себе любовь к той, которую он ждал всю свою жизнь, видел, что он безоговорочно готов следовать за ней всегда и везде и, если потребуется, – отдать за нее жизнь.

И хотя я не сомневаюсь, что Энея мертва, я ни разу не слышал ее голос в хоре тех, кто говорит на языке мертвых. Скорее, я ощущал ее присутствие во всей Связующей Бездне, в умах и сердцах всех хороших людей, встречавшихся нам в нашей долгой одиссее. Научившись отсекать шум помех и выделять из хора мертвых отдельные голоса, я часто зрительно представлял себе их резонансы в Бездне в виде звезд: одни – тусклые, но заметные, если знаешь, куда смотреть, другие – яркие, как сверхновая; третьи образуют с душами других умерших двойные системы и целые созвездия любви и дружбы, четвертые – вроде Великого Инквизитора, кардинала Лурдзамийского и Ленара Хойта – почти ничего не излучают, сдавленные непомерной гравитацией честолюбия, алчности и жажды власти, коллапсирующие в черные дыры.

Но Энеи нет среди этих звезд. Она – как солнечный свет весенним днем – вечный, неизменный, всепроникающий, согревающий всех и вся, источник жизни и энергии. А когда приходит зима или опускается ночь, отсутствие света приносит холод и тьму, и мы ждем весны и рассвета.

Но я знаю: для Энеи больше никогда не наступит рассвет – ни для нее, ни для нашей любви нет воскресения. Великая сила ее вести в том, что воскресение, предлагаемое Империей Пасема, – обман, бесплодный, как имперские подданные после обязательных инъекций. В ограниченном мире, жители которого бессмертны, нет места детям. Священная Империя упорядоченна и статична, неизменна и стерильна. Дети приносят с собой хаос, сумятицу и безграничный потенциал будущего, а это – проклятие для Империи.

Прощальный подарок Энеи – нейтрализатор вакцины бездетности… наверное, это все-таки чисто символический жест. Надеюсь, Энея не предполагала, что я воспользуюсь им буквально; что я полюблю другую, женюсь, что другая, не она, родит мне детей. Как-то раз – мы сидели тогда перед ее домом в Талиесине – вечерний ветерок доносил ароматы юкки и примулы, и она говорила об удивительной гибкости человеческой природы в поисках новых взаимоотношений, новых друзей, партнеров, новых возможностей. Но я надеюсь, что дар изобилия, который она поднесла мне в те последние минуты в соборе Святого Петра, – просто символ того, что она уже дала человечеству, – возможности хаоса, беспорядка и чудес. Если же дар был буквальным, если она полагала, что я найду другую любовь, что у меня будут дети от другой, – значит, Энея меня совсем не знала.

Записывая это повествование, я слишком хорошо увидел глазами других, что Рауль Эндимион – довольно симпатичный парень, надежный, если надо – до нелепости храбрый, но никогда не проявлявший ни особого ума, ни проницательности. И все же я достаточно умен и проницателен – по крайней мере мне так кажется, – чтобы знать наверняка: такая любовь бывает раз в жизни и на всю жизнь, и если я чудесным образом вернусь в мир живых, то, конечно, я устремлюсь навстречу радости, веселью и дружбе, но не буду искать бледной тени прежней любви. Никаких детей. Нет.

Однажды на несколько восхитительных дней я убедил себя, что Энея воскресла из мертвых… что чудеса все-таки возможны. Я как раз завершил описание того, как мы попали на Старую Землю – через нуль-портал на Роще Богов, после страшной схватки с первой Немез, и остановился на рассказе о нашем появлении в Талиесин-Уэсте.

И в ту ночь, когда я закончил первую часть нашей истории, мне приснилось, что Энея пришла ко мне сюда – в Шредингеровскую камеру смертников, – окликнула меня во тьме, погладила по щеке и шепнула: «Мы уйдем отсюда, Рауль, любимый. Не сейчас, когда ты допишешь свою повесть. Когда ты все вспомнишь и все поймешь». Проснувшись, я обнаружил, что скрайбер включен, а на его страницах четким почерком Энеи написано длинное послание мне с цитатами из творений ее отца.

Много дней – недель – я пребывал в убеждении, что это было реальное явление, чудо сродни тому, о котором возвестили апостолы, когда Иисус после казни явился своим ученикам, и я взялся за повествование, подгоняемый лихорадкой нетерпения – поскорее все записать, все постичь, все увидеть. Но работа отняла не один месяц, и со временем я стал считать, что посещение было чем-то совершенно иным – возможно, тогда я впервые расслышал ее шепот в хоре мертвых, а может, в памяти скрайбера хранилось ее послание, настроенное на воспроизведение, когда я дойду до нужного места. Такое вполне возможно. Моя любимая, несомненно, умела заглядывать в будущее – «в будущие», как она всегда говорила. Не исключено, что она нашла возможность записать на скрайбер это прекрасное послание и каким-то образом устроить так, чтобы именно этот скрайбер оказался в моей камере.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация