В любом случае он не собирался посвящать ее в свои дела и оправдываться, поскольку не считал себя ни в чем виновным. Да, в глубине его сознания сидела мысль, что обращение покойной Татьяны на Петровку только спровоцировало и ускорило неизбежную развязку: чисто интуитивно, не имея ни прямых, ни косвенных доказательств этого, Сергей чувствовал — погибшая женщина была обречена, но ее не трогали, пока она «не высовывалась», не проявляла активности, в чем-то опасной для того, кто и решил ее участь. Этот «кто-то» олицетворял для Серова отнюдь не конкретных убийц, выбросивших Трапезникову из окна, а человека или даже, возможно, группу лиц, отдавших приказ лишить ее жизни.
Временами ему казалось, что он стал вроде охотника за привидениями — ступил на скрытую туманами, топкую, ненадежную и совершенно неизвестную почву, в любой момент готовую провалиться под ногами и скрыть его без следа в зловонной пучине. А в тумане, то ближе, то дальше, мелькали неясные, лишенные четких очертаний фигуры, будто поддразнивая его и маня за собой в свой чудовищно искаженный, ирреальный мир. Он протягивал руку, чтобы схватить внезапно возникшую рядом фигуру, но она легко и бесшумно ускользала от него, как вода, просочившаяся между сжатыми в кулак пальцами, не удостоив неудачника даже ироническим смешком. И вновь мелькала, но уже в ином месте, подобно блуждающим болотным огням, сбивающим путников с толку. И все это сопровождалось постоянным ощущением щемящей душу тоски.
Навязчивый образ клубящегося, непроглядного серого тумана, полного бестелесных, но таящих смертельную угрозу призраков, родился у него в одну из бессонных ночей, когда он долго ворочался в постели не в силах забыться сном. Отец и тетя Клава давно спали, за окнами желтели уличные фонари, по стенам и потолку пробегали редкие отблески фар автомобилей, а он, лежа на спине, невидящими глазами уставился в смутно белеющий потолок, будто там приоткрылось окно в неведомое.
Никому и ни за что Сергей не стал бы рассказывать об этих видениях, он считал это глубоко личным, принадлежащим только ему. При всей своей рациональности Серов частенько полагался на интуицию, и она редко обманывала его. Поэтому он привык доверяться ей и, смело взяв в крепкую ладонь ее бесплотную ручку, без страха следовал за загадочной дамой, которая вела его по шатким, зыбким мосткам, перекинутым над безднами самых невероятных предположений и догадок, а может быть — полного безумия? Разве пристало рассказывать об этом? Вдруг твое неосторожное слово спугнет капризную спутницу и она больше никогда не вернется, навек лишив своего благорасположения?
Возможно, сейчас она нарочно приподнимает перед ним скрывающую все тайны завесу, как бы готовя к чему-то неожиданному? Или пытается предостеречь от ложного, грозящего опасностями и гибелью пути? Хочет показать мир призраков и увести Сергея подальше от этого мира?
Серов постоянно раздумывал над этим и однажды даже предположил — не связаны ли его видения с размолвкой с Ларисой? Она не звонила уже недели полторы, он тоже не предпринимал никаких шагов, чтобы увидеться с ней.
Ее неожиданный звонок к нему на службу вызвал у Сергея неоднозначные чувства: или она ищет примирения, выхода из того тупика, в который они сами себя загнали, или за этим звонком кроется что-то другое?
— Привет! — как ни в чем не бывало поздоровалась Лариска. Однако в ее голосе чувствовалось напряжение, которое, как она ни старалась, ей не удалось скрыть.
— Здравствуй.
— Нам нужно срочно увидеться, — слегка прерывающимся от волнения голосом сказала она.
— Хорошо, я приеду вечером, как обычно, — пообещал Сергей.
— Нет! До вечера слишком долго, а у меня к тебе неотложное дело.
«Что там еще приключилось? — с недовольством подумал Серов, ощущая, как ему потихонечку начинает передаваться ее наэлектризованное, взбудораженное состояние, к которому примешивается раздражение, что она оторвала его от дела. — Ларка упряма, как ослица, и теперь непременно будет настаивать на своем. Знаем, проходили».
— Может, все-таки отложим до вечера? — не особенно надеясь на успех, на всякий случай еще раз предложил он.
— Слушай, Серов, — Лариска начинала закипать, если назвала его по фамилии. — Кажется, я тебе ясно сказала: дело неотложное! Или ты успел стать тугодумом?
— Я не могу сейчас уехать с работы, — предпринял он последнюю попытку оттянуть неприятный разговор до вечера, но не достиг успеха.
— Я сама подъеду! Если хочешь, прямо к центральному входу в твою контору. Не волнуйся, не заблужусь, ее весь город знает.
Лариса явно преисполнилась решимости добиться своего во что бы то ни стало. И Сергей почел за благо уступить.
— К центральному не слишком удобно, — словно не поняв ее злой иронии, ответил он. — Лучше встань в Колобовском переулке. Знаешь, где старая церквушка, справа от основного здания.
— Найду.
— Когда тебя ждать?
— Через пятнадцать минут.
Положив трубку, он собрал со стола бумаги и спрятал их в сейф. До встречи оставалось еще десять минут: вполне хватит, чтобы пройти длинными коридорами, спуститься вниз, обойти здание и свернуть в Колобовский переулок.
— Чайку к твоему возвращению поставить? — с невинным видом предложил Тур.
— Меня не мучает жажда, — отказался Сергей.
— А я заварю с мятой для успокоения нервов.
Серов только хмыкнул и вышел из кабинета. Может, Ларунька так торопится, желая объявить ему об окончательном и бесповоротном разрыве отношений? У нее есть привычка рубить сплеча. Ну что же, ждать осталось недолго, сейчас и узнаем. В конце концов не могут же идиллические отношения с «молочной женщиной» длиться вечно — это было бы не только невероятно, но и просто смешно.
«Жигули» Ларисы он заметил еще издали — они скромно приткнулись у кромки тротуара неподалеку от бюро пропусков. Как ни странно, но сегодня, вопреки обыкновению, она не опоздала, и это лишь усилило беспокойство Сергея.
— Вот и я, — открыв дверцу, он уселся на переднее сиденье и чмокнул Ларису в нарумяненную щеку.
Она молчала, вцепившись обеими руками в баранку, вся напряженная, как струна, и тяжело дышала.
— Что с тобой? — озабоченно спросил он.
Лариса с трудом разлепила сжимавшие руль пальцы, словно они были приклеены к нему, открыла лежащую на коленях сумочку, вытянула из пачки сигарету и, нервно щелкая зажигалкой, прикурила.
— Сережа… — ее голос предательски осекся. — У нас беда. Отец пропал!
И тут словно прорвало давно сдерживавшую напор плотину: она закрыла лицо руками и с причитаниями, как деревенская баба, зарыдала в голос, по-детски шмыгая носом и размазывая по щекам поплывшую тушь. Серов на мгновение лишился дара речи, но тут же выхватил из ее пальцев сигарету, выбросил за окно и, сжав Ларисины запястья, оторвал ее ладони от лица. Потом крепко встряхнул, так, что у нее клацнули зубы.
