Уже доехав до Центра, он притормозил у первого попавшегося таксофона и набрал номер Твердохлебова. Сергей не хотел, чтобы тот считал его полным обормотом.
— Привет, Сухарь! Ты извини, так получилось…
— Не надо лишних слов, — прервал его Женька. — Ко мне уже приходили. Знаешь, мне такие визиты ни к чему! Похоже, я сильно поторопился сделать добро.
— Меня хотят утопить в дерьме, — глухо ответил Серов. — Но ты же знаешь, я упрямый, я докопаюсь, кто и зачем!
— Успехов! — немного мягче отозвался Сухарь и, помолчав, добавил: — Мне кажется, ты уже увяз в дерьме по самые ноздри. Но, если сумеешь отмыться, звони.
Глава 8
На Крестовском путепроводе ремонтники в оранжевых комбинезонах вели работы, и машины, как железное стадо, гудели, поневоле снижали скорость и стремились побыстрее протиснуться в оставшееся свободным узкое пространство, не желая уступить друг другу.
«Все как в жизни, — Леонид Сергеевич с усмешкой посмотрел в окно автомобиля на мигающие красные сполохи проблесковых маячков. — Никто никому не хочет уступать, все торопятся, бегут, забывая, что ни одна минута больше не вернется и у тебя, как у всех остальных, одна конечная остановка: кладбище! И не важно какое — захудалый погост за деревенской околицей или правительственный пантеон. Мертвому все равно, где лежать! Но можно подумать, что большинство людей считают себя бессмертными! Какая непростительная, несусветная глупость, однако как же она живуча».
Его водитель, не решаясь нарушить раздумья шефа, только беспокойно ерзал на сиденье да украдкой тяжело вздыхал, хотя ему наверняка тоже хотелось, как другие шоферы, материться в голос и нажимать на клаксон.
Может быть, Сирмайсу тоже хотелось в голос материться, но он молчал, стараясь отогнать дурные мысли — вот приедет домой, выпьет рюмочку коньячка и тогда накрутит хвосты разлюбезным Владимиру Серафимовичу и Борису Матвеевичу. Какой провал допустили, какой немыслимый провал! Позор, впору стреляться! Где, позвольте спросить, была их хваленая охрана и группы наружного наблюдения, спали, что ли? А если так, за что тогда им платят деньги, какие и не снились их коллегам, находящимся, так сказать, «в рядах»?!
Нет, непременно надо накрутить им хвосты и намазать под хвостами скипидаром, чтобы помчались как угорелые выполнять порученное. Хватит успокаивать друг друга байками о непредсказуемом развитии ситуации и перехвате тактической инициативы. Хватит! Хромому уже вынесен смертный приговор, а раз так, надо поторопиться с исполнением!
Хорошо, что сам вышел на Рогозина и обо всем с ним перетолковал, обнаружив полное взаимопонимание, единство взглядов и интересов. Наверное, давно так и надо было сделать, а не слушать заумных советников и не пускаться в пустые игры — все равно все тайное со временем становится явным!
Заурчал радиотелефон, установленный на спинке переднего сиденья, и Леонид Сергеевич снял трубку, уже догадываясь, кто звонит.
— Добрый вечер, если его, конечно, можно назвать добрым, — раздался голос Рогозина, и Сирмайс досадливо прищелкнул пальцами: да, он не ошибся!
— Жизнь состоит не только из радостей, дорогой Алексей Григорьевич, но большей частью из печалей, — философски заметил Леонид Сергеевич. — Но это наш путь, и каждый должен пройти его до конца.
— Вы уже знаете?
Рогозин спросил это без всякого выражения, но именно отсутствие выражения и придавало его словам оттенок невыразимой скорби, тоски и уныния. Сирмайс был бы рад ободрить его, но не хотел это делать по телефону, поэтому ограничился тем, что сказал:
— Естественно.
— Я тоже хочу знать: кто?!
— Зачем? — несколько грубовато поинтересовался Леонид Сергеевич, справедливо предположив, что в том состоянии, в каком сейчас находится помощник Президента, нет резона помогать ему без конца жевать сопли и заниматься самобичеванием. — Все решат без вас, дорогой Алексей Григорьевич. Выпейте таблеточку и ложитесь пораньше почивать, а завтра, Бог даст, я подъеду, и мы обо всем переговорим с глазу на глаз. Идет?
— Идет, — обреченно произнес Рогозин. — Но у меня есть личная просьба.
— Я все устрою, все, — выделив последнее слово, быстро прервал его Сирмайс: не хватало еще болтать о важных делах по мобильному телефону. Техника ненадежна, ему ли этого не знать, но люди в некоторых случаях бывают еще более ненадежны. — Слышите, все!
— Хочу, чтобы все решили поскорее! — Алексей Григорьевич никак не желал закончить разговор.
— Я понял. Давайте подробнее переговорим завтра. Вы же знаете, я не бросаю слов на ветер.
— До завтра, — помощник Президента наконец-то положил трубку.
Сирмайс вздохнул с облегчением и тоже отключился от связи.
Конечно, Алексея Григорьевича можно понять и простить, но… Стоит ли, вот в чем вопрос? Слаб оказался человек, настолько слаб, что Сирмайс даже не ожидал такого — раскис, задрожал, как осиновый лист. А ведь еще лишь только потянуло легким сквозняком, а не налетел порыв леденящего душу смертельно опасного урагана. Что же будет тогда? Прикрывай лавку?
Нет, на такое Леонид Сергеевич согласиться не мог. Значит, сейчас следовало успокоить Рогозина, помочь все пережить, дать утешиться — для этого есть давно испытанные средства, — чтобы использовать его на всю катушку, а потом подумать, кем заменить.
Впрочем, чего потом думать, думать нужно сейчас, не откладывая в долгий ящик, поскольку придется готовить и человека и почву, на которую его внедрять: найдется немало желающих поставить на освободившийся пост своего протеже. А как в подходящий момент сковырнуть Алексея Григорьевича, и придумывать не нужно — люди спиваются, совершают ошибки, оказываются замешанными в скандалах и даже кончают с собой в припадке депрессии. Правда, последнее уже слишком, пусть лучше уйдет по болезни, получив приличный куш от взаимовыгодного сотрудничества. Что может быть лучше, чем спокойно разводить на даче розы и клубнику, совершенно не думая о том, какая драка идет наверху и как недовольны внизу: тебе-то что до этого, если деньги карман не тянут? Сам Сирмайс с огромным удовольствием сидел бы в тихом прелестном уголке, да дела не давали, а вот многие, даже имея огромные деньги, никак не желали уйти на покой и упорно продолжали играть в пол и бизнес, пока их не выносили вперед ногами после инфаркта или выстрела киллера. Такое упрямство Леонид Сергеевич считал идиотизмом. Как и стремление стоять на вершине пирамиды официальной власти.
Зачем лезть туда, где запросто можно сломать шею? Там ты на виду и нет ни минуты свободного времени. Пусть грязной политикой занимаются марионетки вроде Рогозина, а Сирмайс предпочитает роль кукловода, надежно скрытого ширмой, которую создают ему деньги. Вот их власть поистине безгранична — ей подчинены и Дума, и правительство, и силовые структуры, не говоря уже о проститутках прессы и телевидения. Пусть они кричат о своей неподкупности, пусть бьют себя в грудь — опять же все дело только в цене! Дай больше, и они начнут ходить перед тобой на задних лапках, поскольку никто не желает подыхать с голода…
