Тот даже не успел закричать от страшной боли — бандит навалился на него, все глубже проталкивая палочки. Он не обращал внимания на кровь, на судорожные конвульсии Цина, терявшего последние силы, и давил до тех пор, пока его жертва окончательно не затихла.
Скатившись с обмякшего тела, Фын несколько минут лежал, жадно хватая ртом воздух. Безумный порыв к свободе, толкнувший его на убийство, прошел, и теперь наступило отрезвление, подобное глухому похмелью.
Цин мертв. В любую секунду могут вернуться отправившиеся к железной дороге командир отряда и его телохранитель. Гадать о том, что они сделают, увидев убитого, не приходится. Надо немедленно бежать отсюда. Но как, если прикован к мертвецу, а ключа от браслетов нет? Выходит, сам загнал себя из одной западни в другую, еще более страшную?
Бандит попробовал освободиться от наручников, однако сработанные на совесть стальные браслеты не желали поддаваться. Тогда он попытался стянуть стальное кольцо с запястья трупа, безжалостно выворачивая кисть уже начинавшего холодеть Цина: сейчас не до брезгливости, нужно спасаться! Но ничего не вышло.
Затравленно оглянувшись, Фын схватил столовый нож и начал остервенело кромсать руку мертвого тюремщика. Если браслет нельзя снять, то надо отсечь мясо и кость, на которых он держится. Весь измазавшись в крови, вздрагивая от каждого звука, раздававшегося под окнами, он наконец отрубил кисть Цина. Свободен! Правда, не совсем, поскольку на его запястье все еще болтаются наручники, но это ерунда. Главное — можно двигаться.
Обшарив комнату в поисках оружия, Фын зло сплюнул: кроме столового ножа, ничего нет. Быстро допив оставшееся в чайнике вино, он метнулся к двери. Кажется, тихо. Как же отсюда выйти? Ломать замок нельзя — это лишний шум, в окно тоже не выскочишь: увидят — поймают и заставят пожалеть, что родился на свет. Какую же придумать хитрость?
Дверь была высокая, двустворчатая, украшенная рисунками и медными гвоздиками с фигурными головками. Наверное, раньше дом принадлежал богатому торговцу или помещику средней руки. Как слепой водя ладонями по филенкам, Фын готов был разрыдаться от отчаяния. Сейчас бы взять в руки топор или хотя бы лопату, и тогда разукрашенная дверь быстро поддалась бы, но у него есть только столовый нож, с закругленным на конце лезвием, не слишком острый, не способный заменить ни плотничьего инструмента, ни оружия. И все же Фын предпринял попытку отжать ригель замка. Одновременно он потихоньку тянул створки двери на себя, просовывая нож в образовавшуюся щель все глубже и глубже.
Только бы не вернулись уехавшие, только бы никто не подошел к дверям с той стороны, только бы…
Когда створки, чуть скрипнув, распахнулись, Фын сначала не поверил в удачу. Сжав рукоять ножа, он приоткрыл одну створку пошире и выглянул в смежную комнату, готовый немедленно вступить в схватку, с любым, кто попробует преградить дорогу. Но, на его счастье, комната была пуста. Никого.
Тихо ступая на цыпочках, бандит прокрался в коридор: надо поскорее добраться до окна, выходящего на противоположную сторону дома, а там посмотрим. Если бы особняк стоял фасадом на улицу, вообще не было бы проблем, но…
В коридоре Фын почувствовал сквозняк — тянуло свежим ветерком, особенно ощутимым после долгих часов, проведенных в душной, насквозь прокуренной комнате. Окно, открытое окно! Забыв об осторожности, он бросился к нему и, одним прыжком перемахнув через подоконник, выскочил на улицу.
Сегодня капризная фортуна явно сменила гнев на милость и повернулась к нему лицом, щедро одарив благосклонностью: он очутился на заднем дворе, среди хозяйственных построек. За углом мелькнула фигура солдата, но Фын проворно юркнул в щель между сараями. Вытирая спиной стену, бочком дошел до забора, огораживавшего усадьбу, перелез через него и спрыгнул в густые заросли бурьяна. Сунув за пазуху руку с браслетом наручников и спрятав в рукаве нож, он быстро пошел по переулку. Надо поскорее убраться подальше от страшного дома Жао…
Глава 4
Настало утро, серенькое, блеклое. В лощинах разлилось сырое молоко легкого тумана. По небу ползли низкие, лохматые тучи, грозя вымочить землю мелко моросящим нудным дождем. За ночь беглецы изрядно продрогли, словно камни потихоньку высосали из них животворное тепло, жадно забирая его впрок, до зимы.
Проснувшись, Саша увидел, что Юрий Петрович уже поднялся и делает гимнастику, пытаясь согреться. Энергично размахивая руками, он приседал и подпрыгивал, будто исполняя замысловатый танец. Приглядевшись, Руднев понял: Лобанов имитирует схватку с противником — какие там танцы, если капитан наносит удары ногами, кувыркается, бьет кулаками и головой, резко поворачиваясь в разные стороны.
Но что это за борьба? Не похоже ни на английский бокс, ни на восточные единоборства. Неужели Руднев видит разминку бойца легендарного «русского стиля», приемам которого обучали войсковых разведчиков и солдат ударных частей? На фронте не раз приходилось слышать о подвигах мастеров рукопашной — особенно славились казаки-пластуны, с детства владевшие боевым искусством.
В одиночку они вырезали в окопах целые взводы немцев и австрийцев и благополучно возвращались к своим.
— Поднимайтесь, — оглянувшись, весело предложил Юрий Петрович. — Желаете размяться? Я, признаться, засиделся в тесной яме, да еще ночь такая холодная. Защищайтесь!
Саша едва успел увернуться от прямого удара — спасибо тамилу, открывшему секреты древнего индийского искусства обороны и нападения. Если бы поединок был настоящим, лежать бы ему сейчас на земле с переломанными ребрами.
Казалось, капитан не знает усталости: ровно дыша и удивительно легко двигаясь, он буквально порхал вокруг Руднева, едва успевавшего блокировать удары.
— Молодцом, молодцом! Вы держитесь лучше, чем я думал. А вот этого вы не знаете!
Мгновение — и Саша грохнулся на землю. Откатившись в сторону, он моментально вскочил, но тут же снова упал, сбитый с ног.
— Этого вы тоже не знаете, — весело гоготал Лобанов. — А вот так?
Рудневу показалось, что у Юрия Петровича вдруг выросли еще две пары рук и ног — не успеешь отбить один удар, как пропускаешь два или три, а капитан оказывается то спереди, то сзади, то сбоку. И бьет, бьет, бьет — кулаком, пяткой, ребром ладони, локтями, коленями. В очередной раз бросив Сашу на землю, Лобанов победно поднял руки.
— Все, хватит!
— Лихо, — с восхищением признал Руднев. — Научите?
— Посмотрим, — усевшись на камень, капитан открыл трофейную сумку. — Если хотите научиться, придется изрядно попотеть. Наши славянские предки овладели приемами рукопашной в незапамятные времена и постоянно совершенствовались от войны к войне.
— Русский рукопашный бой?
— Да. Была «медвежья борьба», искусство биться на саблях, рубиться топорами, потом добавился штыковой бой, рукопашная с оружием и без него, защита от одного врага и от нескольких сразу, приемы против конных и пеших. На фронте очень помогало, да и после не раз пригодилось… Но вы тоже ничего, можете постоять за себя. Кстати, я проверил — вокруг ни единой живой души. Мы вчера заснули как сурки, а надо было караулить по очереди.
