А. Проханов: — Я надеюсь, что он это сделает. И он не свободен — он окружен Фридманами, он окружен Вексельбергами.
О. Журавлёва: — Вы еще четыре года назад всё на него надеялись.
А. Проханов: — А теперь я надеюсь на то, что он, наконец, загонит их за Можай, а Брод и Прошечкин, как и многие другие живущие на иностранные транши и, как крысы, прогрызшие дыры в российском обществе — они будут отравлены мышьяками.
О. Журавлёва: — Про оранжевую революцию нам пишет Петр: «Чем страшна? Тем, что говорит про то, что необходимо поменять власть, которая ничего не делает, и поменять ее бескровно? В этом ужас оранжевой революции? Оранжевая революция изначально бескровна».
А. Проханов: — Я уже сказал все, что сказал. Оранжевая революция в 1991 году была бескровна. Всего три человека было задавлено гусеницами. Но разве это люди? Согласитесь. Это чепуха.
О. Журавлёва: — Александр Андреевич, вы сейчас передергиваете. Вы только что мне объяснили, что вся власть, которая была, она правопреемница всех тех ужасных либералов, которых вы описываете, и она ничем от них принципиально не отличается. И вы хотите ее клонировать и дальше, и дальше, и дальше для того, чтобы сохранить государственность? Я правильно понимаю?
А. Проханов: — Нет, вы в течение всех 45 минут валяете дурака и ничего из того, что я говорю, не воспринимаете.
О. Журавлёва: — А вы разве нет?
А. Проханов: — Нет. Я вам объясняю, что такое оранжевая революция, я вам объясняю драму…
О. Журавлёва: — Что она опасна. Я поняла.
А. Проханов: — Я объясняю драму кровавого исхода оранжевой революции. Я говорю, что оранжевые революции — это не хрестоматийная выдумка. Оранжевая революция произошла в 1991 году в СССР. Вам наплевать на это. Ну… Так вы устроены. Оранжевая революция произошла, по существу, и в феврале 1917-го. Черт с ней.
О. Журавлёва: — Но она была далеко не оранжевой. Оранжевые отличаются от просто революций как раз бескровностью.
А. Проханов: — Оранжевые революции произошли в Киргизии, там перебили несколько тысяч людей.
О. Журавлёва: — Оранжевая революция была одна — на Украине. Она там и была оранжевая.
А. Проханов: Была революция роз, была революция, повторяю, подметок. Это просто один и тот же термин, который, кочуя из одной трагической страны и одного трагического народа в другой, меняет свое название и форму. Мы, повторяю, сейчас переживаем, конечно же, по хрестоматии оранжевую революцию, а по существу — революцию оторванных подметок, как я сказал в начале.
22.02.12.
Политковская -
сакральная жертва для Путина
Т. Фельгенгауэр: — Александр Андреевич, масса сюжетов есть буквально для вас и только для вас. Как великого писателя.
А. Проханов: — Валяйте.
Т. Фельгенгауэр: — Ну, давайте про сакральное жертвоприношение.
А. Проханов: — О, это моя тема.
Т. Фельгенгауэр: — Это ваша тема на 146 %. Владимир Путин, премьер-министр, кандидат в президенты, говорит о том, что некие провокаторы могут выбрать сакральной жертвой кого-нибудь известного и грохнуть его, обвинив в этом силовиков. Сценарий, по-моему, серьезный и закрученный.
А. Проханов: — Нет, во-первых, не дай бог, чтобы мы с вами попали под эту разборку. И вы известны, и я относительно известен. Дай бог, нам пережить.
Т. Фельгенгауэр: — Ну, я на сакральную жертву точно не потяну.
А. Проханов: — Не зарекайтесь. Во-первых, все мы, рожденные здесь, — сакральные жертвы, мы обречены на эту жизнь. Это раз. А во-вторых, я понимаю, о чем говорит Путин. И речь идет, в общем-то, даже не только о возможных жертвах оранжевой революции. А ведь и Анна Политковская была сакральной жертвой. Не забывайте, что ее убили в день рождения Путина. Это был подарок, который кто-то или некто преподнес своему врагу Путину.
Т. Фельгенгауэр: — Про Анну Политковскую сегодня еще обязательно поговорим, благо и новости есть на эту тему.
А. Проханов: — Вот я и говорю, что сакральная жертва — это тема, не чуждая Путину. Он понимает, что такое сакральный удар.
Т. Фельгенгауэр: — Может быть, он знает что-то, чего не знаем мы?
А. Проханов: — Я думаю, что он знает не более того, что знаем мы с вами. Во всяком случае, я. И принесение сакральной жертвы Анны Политковской разрушило его, это был, повторяю, день его рождения, когда человек открыт, беззащитен, когда его пуповина помнит о том, что он явился в мир из изнеженных материнских утроб.
Т. Фельгенгауэр: — Я напомню вам, что Владимир Путин тогда сказал, что Анна Политковская своей смертью больше вреда России принесла, чем пользы.
А. Проханов: — И это правда, потому что удар…
Т. Фельгенгауэр: — Как-то так вот он очень странно выразился.
А. Проханов: — Это сакральный удар, который он получил. Он не скоро от него оправился. Это была мощнейшая парапсихологическая операция. Смерть, направленная в конкретного человека. Это трансляция смерти в Путина. Поэтому он прав, говоря о том, что может быть принесена сакральная жертва, через эту жертву может быть совершен вообще какой угодно и политический, и метафизический переворот в современной России. Я его понимаю.
Т. Фельгенгауэр: — Ну, это будет… Просто я не очень представляю себе, как такое может быть, что кандидат в президенты вот такие сценарии озвучивает. Это очень странно, когда он говорит, что есть люди, которые хотят каких-то стычек и к этому всячески подводят. Они и сами готовы принести какую-то жертву, обвинить в этом власти. Это звучит крайне тревожно. Такое ощущение, что там что-то готовится.
А. Проханов: — Мне тревожно слушать постоянные приглашения несистемной оппозиции к своим сторонникам явиться на площадь в центре Москвы 5 числа во что бы то ни стало.
Т. Фельгенгауэр: — Нет таких призывов.
А. Проханов: — Ну, я постоянно их слышу. Я постоянно их слышу. И сегодня, когда я ехал в автомобиле…
Т. Фельгенгауэр: — Мы постоянно слышим, что сейчас с московскими властями идут переговоры.
